Чучело

[Murury]

Название: Чучело
Фандом: Блич
Автор: Murury
Бета: Сатанринь
Жанр: много психодела, ангста и бреда.
Пейринг: Улькиорра/Ичиго
Рейтинг: R, за общую атмосферу.
Саммари: У Ичиго - прогрессирующая шизофрения.
Предупреждения: ООС, недообоснуй и общая мрачнобредость.
Посвящение: Милой ShannaLea. Чорд, прости меня пожалуйста за недо-нцу. И я не удержалась от хеппиэнда><


Улькиорра едва касается. Улькиорра изучает. Разглядывает. Рассматривает. Он похож на отважного естествоиспытателя, из тех, что не травятся и не падают в пропасть.
У него горячие сухие руки, абсолютно гладкие, будто он на полставки подрабатывает в конторе MiB. У него коротко, неаккуратно и второпях подстрижены ногти, а на левом мизинце вместо ногтя - запёкшаяся кровавая корочка. И лака тоже нет - они у него сами по себе чёрные. Делать ему нечего, ногти красить.
Вены у него толстые и тёмные, похожие на телевизионные кабели, они изгибаются под кожей как неизвестные тропы или червяки-паразиты из далёкой Африки. Смотрятся на бледных руках жутко. У Улькиорры некрасивые руки. Неприятные.
На нём чёрная футболка с надписью «Vendetta», широкие ядовито-оранжевые штаны и кроссовки с зелёной полоской. И фартук – какой-то совершенно неуместный фартук с кружевами. А на всём этом сверху – маска, похожая на рогатую каску пожарника. Улькиорра похож на самое настоящее чучело – и Ичиго этому рад. Это очень отвлекает от воспоминания об арранкарском погребальном наряде*.
Ичиго хочет смеяться, хочет вцепиться ему в плечи и крепко обнять, и двинуть по-дружески кулаком в плечо, и сказать «Чувак!», потому что Улькиорра живой-живой-живой. Но отчего-то нельзя.
Потому он сидит, усаженный, будто кукла, на край стола, потому не двигается и молчит, только пальцы на ногах поджимаются сами собой, неслышно скребя изнутри по подошве расхлябанных домашних кедов. Ичиго кажется, что он что-то забыл, но из окна светит полуденное солнце и печёт голову, и Улькиорра его трогает-трогает-трогает, и Ичиго не может понять, что именно в этой сцене не так.
- Пусти, - говорит вдруг Шиффер, - пусти меня.
И смотрит в сторону, не на Ичиго.
Тот не может заставить себя открыть рот. Улькиорра неспешно расстёгивает воротник его летней рубашки и внимательно смотрит куда-то между ключиц. Потом прикасается кончиками пальцев. От них печёт. Ичиго вздрагивает, пытается отстраниться – и понимает, что не может, что за окном - огромная лампочка, и что стол - не стол вовсе, а жёсткий железный стул посреди тёмной комнаты. Пальцы на ногах поджимаются сильнее, и Ичиго кажется, что он протёр в кедах дыру. Он мимоходом вспоминает, что не подстриг ногти.
Улькиорра похож на странное чучело в кружевном фартуке, и это больше беспокоит, чем умиротворяет. Его пальцы легко проходят сквозь кожу и мышцы, и жирные африканские черви ползут-ползут-ползут куда-то Ичиго в голову, и он чувствует щекотку и жар. И что его сейчас вывернет на чужие оранжевые штаны. Не страшно.
Губы у Шиффера обветренные, колючие, будто высушенный пергамент. Улькиорра его целует, а черви шевелятся где-то внутри, и Ичиго вспоминает египетские пирамиды и фараонш, которые не носили нижнего белья. Ичиго чувствует себя большим оригиналом.
Железного стула больше нет, всё вокруг странно кружится, Улькиорра разводит его колени в стороны, и Ичиго вспоминает Спайдермена – быть Спайдерменом куда хуже, чем быть…
Его трясёт. От жутковатого, механически накатывающего удовольствия, берущегося неизвестно откуда. Ичиго не чувствует рук и ног, а перед глазами у него шевелятся амёбы и инфузории-туфельки, будто кто-то прикрутил к его векам микроскоп.
Улькиорра где-то здесь.
Везде.
На Улькиорре белый кружевной фартук.
А какие ещё фартуки носить мертвецам?..

- Ешь давай, чего в тарелку пялишся? – Карин недовольно пинает брата ногой под столом. - Юзу так старалась!
«Она всегда старается» - хочет ответить Ичиго. А потом вдруг чувствует себя свиньёй и послушно ухватывает палочками ещё ролл, допивает сок и смутно извиняется. Юзу где-то ходит, а Карин смотрит раздражённо и… как?
- Что? – спрашивает Ичиго.
- Ничего, - она мотает головой и выпрямляется, - я пошла.
Она поднимается из-за стола, напяливает кепку - Это моя! - и хлопает входной дверью.
Она за меня беспокоится? Почему?
- Братик, помоги мне посуду отнести! – Юзу.
- Да, сейчас, погоди секунду… - Ичиго оборачивается.
Юзу?..
На Юзу надет Улькиоррин фартук. Белый. С кружевами.
- Юзу?
- Да? – она смотрит немного озабоченно.
- Это… а, нет, ничего. Голова болит.
- Да, - Юзу поднимается на носки и осторожно трогает его лоб. У неё прохладная ладонь, - у тебя нездоровый вид. Температуры нет, - заключает немного удивлённо.
Ичиго хочет, чтобы она ещё немного подержала ладонь у него на лбу. Он говорит:
- Я наверх.
Когда он поднимается, держась за перила, то думает почему-то не о фартуке, не о Карин и не о температуре.
Юзу не похожа на Улькиорру.

Я – убийца.
Ичиго умывается, яростно трёт лицо ладонями и старается не смотреть в зеркало. Его зубная щётка – красного цвета, а зубная паста отвратительно коричневая и горчит. Вода холодная – до такой степени, что руки начинают болеть, а зубы ломит.
Это не я!
А кто тогда?
Вода сама по себе нагревается, но Ичиго не может вспомнить, когда повернул кран. Он сплёвывает коричневую пену и полощет рот, едва не обжигая язык, отфыркивается от настойчиво забивающего ноздри запаха травы, мыла и ржавчины.
Вода течёт вверх.
Ичиго чувствует, что ему одуряюще жарко, у него кружится голова и подгибаются ноги, что край раковины – слишком скользкий для его пальцев. У него бледные руки, исчерченные неизведанными тропинками.
Не я!
Я?..
А кто я?
Что?
В зеркале отражается он, Куросаки Ичиго – бледный и больной на вид. В зеркале отражается только он – и больше ничего. Пустота. Ичиго чувствует боль в левом мизинце.
И просыпается.
Палец пришлось залепить здоровенным куском пластыря – он как-то ухитрился стесать во сне ноготь об спинку кровати.
Начисто.

- Какого чёрта с тобой происходит? – Карин стоит спиной и нервно постукивает пальцем по подоконнику. Она курит.
- Когда ты начала курить? – ошарашено спрашивает Ичиго.
Карин разворачивается и пытливо смотрит ему в глаза.
- Два года назад. Когда развелась.
- Что?..
У Карин длинные волосы и шрам от ожога на щеке. И грудь. И длинные ногти, выкрашенные в красный цвет. Острые.
- У меня болит голова, - быстро говорит Ичиго, - я пойду к себе.
- Ты живёшь в однокомнатной квартире. Токио. Две тысячи пятнадцатый.
Я помню.
- Извини. Просто мне нехорошо.
- Тебе «нехорошо» уже который месяц, братец!.. Обратись к врачу, наконец!
- Я сам разберусь. Сам, - у него звенит в ушах от голоса этой женщины. Как звали её мужа?..
Карин чертыхается и швыряет в него сигаретой. Хлопает входная дверь.
Ты на футбол? Или на свидание?.. Или на работу? Кем ты работаешь, Карин? А я?
Сигарета зашипела, когда Ичиго надавил на неё ногой.
В ковре будет дырка.
Дыра.
У Ичиго болит голова. Там что-то шевелится.

- Я тебя съем, - говорит Пустой. И ржёт.
Омерзительная тварь с кучей щупалец и маленькими лапками, как у тираннозавра.
- Нет, - отвечает он, голос у него низкий и очень спокойный, - это я тебя съем, мусор, - клыки немного мешают говорить.
Ничего. Это пройдёт. Уже скоро.
Ичиго чувствует, как внутри шевелится что-то вроде предвкушения.


Юзу ставит на стол обенто, наливает себе сок и усаживается напротив. Улыбается, рассказывает что-то и хвастает новым фартуком.
Это разве не тот же самый?
- Юзу, а кем работает Карин? – Ичиго не уверен, стоит ли задавать этот вопрос.
- Работает? – удивлённо переспрашивает сестрёнка. Младшая, маленькая – у неё нет груди, накрашенных ногтей и развода в паспорте. На ней школьная форма. - Карин не может работать, братик. Ей же тринадцать.
Про мужа Ичиго спрашивать не решается.

- Что тебе надо? – Ичиго смотрит почти безразлично. - Ты мёртв. Убирайся.
Улькиорра едва заметно наклоняет голову вперёд и в сторону, будто задумчивый птеродактиль.
- Жалок, - констатирует он.
Шиффер стоит, наступив одной ногой на рассыпавшуюся из горшка чёрную землю.
Та шевелится.
Ичиго мотает головой.
- Я убил тебя, - говорит он, - вернее, не я. Ну, ты понял, - Ичиго сам себе кажется слегка пьяным, - я видел, как ты умираешь.
Горшок раньше стоял в однокомнатной квартире в Токио. Или на кухне?..
Ичиго смотрит на широкие белые хакама, подметающие пол, на ступни в чёрных варадзи, и борется с желанием спросить, где кроссовки, оранжевые штаны и «Vendetta». Варадзи, будто после некоторого раздумья, направляются в его сторону. Ичиго поднимает взгляд – Улькиорра смотрит всё так же внимательно и непонятно. Он совсем не похож на чучело.
- Поднимайся, Куросаки Ичиго, - велит он.
- Пошёл к чёрту. Я не хочу.
- Не хочешь?
- К чёрту, - повторил Ичиго, - я не смогу с тобой сражаться сейчас. Может, прикончишь меня, а? – Ичиго даже не очень хочется убить себя за просящие нотки в голосе. – Ты меня уже достал. Я не знаю, какой сегодня год и была ли сестра замужем.
- Что?.. – спрашивает Улькиорра. – Я жив.
- Врёшь, - говорит Ичиго.
Говорит тому, другому Улькиорре, который похож на чучело и который внимательно смотрит-смотрит-смотрит на него с дивана. По полу разливается ледяная вода, и течёт по стенам вверх, и кипит и превращается в туман где-то наверху. А за окном летят птеродактили.
Ненастоящий, бумажный Улькиорра внимательно смотрит на Ичиго. Щурится.
На Карин похож. Она тоже так смотрит.
Улькиорра шагает к нему и дёргает за что-то у затылка. Это больно. Нет, Больно.
Чучело-Улькиорра вскакивает с места и кидается к ним, но замирает – вокруг бумажного Улькиорры островок, где нет ледяной кипящей воды – а Ичиго бьётся и не кричит. В горле что-то выключилось, перегорело, а в голове извиваются и цепляются за что-то африканские жирные чёрные черви . Бумажный - Настоящий! - Улькиорра прижимает его к полу коленями и тянет-тянет-тянет… В Африке растёт репка?
А потом вдруг становится легко.
Ясно.
Пустая комната на втором этаже, пыль, кружащаяся в воздухе, и - Ичиго повернул голову - Улькиорра скармливает червяков птеродактилям. Ичиго чувствует шевеление где-то у шеи и дёргает.
У Улькиорры на руках – чёрная блестящая смола. И у Ичиго. И никаких птеродактилей и чучел.
Ичиго вспомнил, какой сейчас год. И что Карин просила какой-то диск. И что Юзу обещала приготовить пирог. И…
У Улькиорры – просто бледные, не белые руки. И вены тонкие и синие. И гигай.
- Этот шинигами беспокоился. Урахара Киске. А это – паразит. Был, - говорит Улькиорра.
- Ясно, - говорит Ичиго. Садится на полу – вставать не хочется. Настоящий пол, всё-таки. - Я не стану говорить тебе спасибо.
Улькиорра пожимает плечами. За окном – осенний ливень. Улькиорра – живой-живой-живой. Ичиго не интересно, как так получилось.
Я не убийца.
Ичиго поднимается на ноги, подходит к Шифферу и от души бьёт его кулаком в плечо.
- Чувак! – говорит он.

* - Белый - цвет смерти. Все арранкары ходят в белом^^

@темы: Ичиго, Улькиорра, фанфикшн, R

---

Вера, спирт и реинкарнации

[Murury]

Название: Вера, спирт и реинкарнации
Автор: Murury
Бета: Сатанринь
Фандом: Блич
Пейринг: Хичиго/Ичиго
Рейтинг: NC-17
Жанр: Сюр, ангст
Саммари: «Мало ли, что я говорил. Если я скажу, что я испытание, посланное тебе с небес Господом, ты мне поверишь? Или что я Санта, решивший лично проследить за твоим поведением, Не Очень-то Хороший Мальчик Ичиго»
Предупреждения: слегка АУ, и кажется, всё-таки ООС. Недообоснуй.
Дисклеймер: Не моё


1. Вера
- Ты католик.
Это звучало определённо утвердительно и обвиняюще.
- И что?
- Католик... – повторили вновь. - Смешно, - задумчиво.
- Что смешного?..
Ичиго раздражал его статус. Статус человека, который даже во сне не может надеяться нырнуть в блаженную темноту и не думать ни о чём. Герой в отставке. С призраками в голове. Иногда Ичиго желал той самой звенящей и приятной пустоты в душе – пустоты, не Пустого.
Хотя бы потому, что с чужим режимом он считаться не желал.
- Да так, - Пустой зевнул, - ничего, кроме того, что в твоей религии меня нет. И многих твоих друзей тоже, кстати, - смешок.
- Тебя это в любом случае не касается.
- Ах, да. Да, да, да, - сказал он, будто вспомнив что-то. Криво улыбнулся, шагнул назад.
- Что? - спросил Ичиго.
- Проснись.
- Что?!
И подскочил.
В постели.
В своей постели.
- Твою мать, - выдохнул Ичиго, упав головой на подушку.
Часы мигнули, показав «04:27». Была несусветная и возмутительная рань. Ичиго взъерошил волосы и повернулся к окну, сонно прищурился на свет фонаря и неуклюже приподнялся на локтях.
Простыня сбилась в ноги, перекрученное одеяло валялось на полу рядом с брюками. Жуткая картина на стене, видная даже в скудном предутреннем свете, как всегда заставила голову разболеться.
А что, хорошее утро выходного. Привычное. Мысль была мрачной, раздражённой и тоже обычной для него в последнее время. Ичиго страстно обнял подушку и попытался заснуть вновь.
У него даже получилось.
Только вот проснувшись через пару часов, он ощутил себя до того замордованным, будто не спал вовсе.
- Чтоб тебя, - буркнул он, усаживаясь и спуская ноги на пол.
Где-то далеко что-то разбилось, вызвав у Ичиго приступ жесточайшей мигрени. Послышался ехидный смешок. Ичиго от души обругал одну нехило портящую жизнь личность и поплёлся в ванную – смывать остатки сна и приводить себя хотя бы к видимости порядка.

2. «В рамках одной среднестатической семьи…»

Хэллоуин, как изредка заявлял Ишшин, был из разряда семейных праздников. Лет до шестнадцати Ичиго не мог понять, почему, зато потом не слишком-то удивился, когда отец, сверкая разрезами на подмышках, явился в фальшивую Каракуру при всём параде.
Праздник нечисти и мертвецов, как же.
Когда в один прекрасный день Ичиго обнаружил забавную зелёную родинку (она напоминала букву «к»), которой у него никогда не было, до него дошло, каким именно боком праздник «семейный».
Урахара делал прекрасные гигаи. Профессионал. Вот и для Ичиго сделал (даже денег не попросил, щедрый какой).
Как раз где-то после знакомства с Кучики-тайчо.
Ичиго не злился – в конце концов, это был единственный способ.Даже если ему о нём забыли сообщить.
На самом деле, это было не очень-то важно.
Был конец октября. Семья, в которой двое были мертвецами, собиралась отмечать свой праздник. Третьего не хватало, но у мёртвых мертвецов праздник бывает только в день смерти.
Когда им приносят на могилу цветы живые и мертвые дети.
Всё это слегка попахивало мазохизмом. Коллективным.

3. Очарование

…Вообще-то, праздник проходил довольно весело. Юзу была затянута по уши в пушистый полосатый комбинезон с хвостом и ушами, Карин сверкала худющими коленками из-под юбки «ведьминского платья», тихо матерясь, когда огромная шляпа съезжала ей на нос. Чего отцу стоило заставить её это напялить, Ичиго и думать не хотел.
Тот, кстати, мелочиться не стал – Ичиго не знал, хохотать ему или рыдать, увидав родного отца в костюме Люцифера. У Ишшина были причуды, а Ичиго любил обтягивающую одежду не просто так.
Сам Ичиго от переодевания уклонился, ссылаясь на здоровенные синяки под глазами, благодаря которым его вполне можно было испугаться в тёмном коридоре.
На фоне отца и сестёр он чувствовал себя немного… не вписывающимся в картинку. Если не считать тех самых синяков, придававших ему поистине мертвецкое очарование.
С точки зрения религии, конечно, их маленький праздник был сущим мракобесием, но с той же самой точки Ичиго давно должен был оказаться в раю безнадёжности, как окрестили Сейрейтей задолго до него.
С некоторых пор его вера несколько пошатнулась.

4. Способы приглашения

А потом у него начала дико, дичайше болеть голова. Аж до темноты в глазах. Будто его тушку ещё раз использовал для бурения асфальта давно сдохший Джаггерджак. Он выпросил у отца таблетку, выпросил прощение у недовольно нахмурившейся Карин и ещё что-то там выпросил у Юзу.
Дополз до своей комнаты, запер дверь, запер окно и рухнул в кровать, мгновенно отключившись.
Телефон на столе вибрировал и вопил гнусавым голосом какого-то мема.
Ичиго спал.

5. Приглашение

- Ку-ку, - сказал Пустой, - а меня на праздник не пригласили. Стыдно, Король.
Ичиго резко сел.
На своей постели. В своей…
- Нифига. Это моя комната.
То, что он принял за противную картину, оказалось всего-навсего дверью, ведущей в никуда. Дверью на стене. Кровать стояла на другой – одна ножка застряла в раме окна. Пустой сидел на его (своём) столе и болтал ногой.
Ичиго хотел было поинтересоваться, что он тут, собственно, делает, но спросил почему-то:
- А картина где?
- Она меня бесит. Утопил.
- Я тоже хотел.
- Ты хотел, а я сделал. Чувствуешь разницу?
- Я не буду с тобой сражаться, - предупредил Ичиго, - у меня голова болит.
- Да кому ты нужен, братец? Я не собираюсь отмечать праздник один, - похоже, Пустой не замечал, как противоречит сам себе.
- А? – Ичиго удивился.
Пустой выжидающе посмотрел на него и постучал ногтем по столешнице. Мимо проплыла полосатая, как комбинезон Юзу, рыбка, и до Ичиго вдруг дошло, что они находятся под водой. Он попытался подавить приступ клаустрофобии.
- Там, - Пустой полуобернулся и ткнул пальцем в дверь, - твой сон. Придумай что-нибудь.
В голову отчаянно полезли ведьмы, кладбище и Франкенштейн. Ичиго уже чувствовал, что пожалеет об этом.
Дверной проём засиял, как в фильме про Мимзи, и жалеть стало поздно.

6. О демонах

- Блядские ведьмы, - неприязненно сплюнул Пустой, - с ними всегда было невозможно договориться.
- Всегда? - переспросил Ичиго.
- Нет, только по пятницам. У них шабаш.
От толпы отделилась высокая женщина с короткой стрижкой и поинтересовалась:
- И какого хрена вы тут забыли?
- Гуляем, - Пустой широко улыбнулся, поднимая руки (так рукоять Зангецу ближе к ладони).
- А вы в курсе, что у нас шабаш? - произнесла ведьма медленно и вкрадчиво, - Нам тут мужики не нужны. Если вы не инкубы, - добавила она, с сомнением оглядев обоих с головы до ног.
- Мы и не рвёмся, - буркнул Ичиго, старательно отводя взгляд от двоих азартно раздевающих друг друга девушек (которым, похоже, было вообще плевать на любых гостей и зрителей)(или уж слишком НЕ плевать).
В каких-то каракулях, выстриженных в траве (всем шабашем они, что ли, с садовыми ножницами ползали?), метался и подвывал слабенький мелкий Пустой с какой-то безотчётно несчастной и грустной маской. Поймав взгляд Ичиго, он с явной надеждой подался вперёд.
Ичиго переглянулся с Пустым. Оба задались вопросом, что именно ведьмы делали с несчастной скотинкой.
Старшая ведьма тем временем решила напомнить о себе:
- Вы на демона не пяльтесь нашего, он стеснительный, - "демон" тоскливо завыл на луну.
- Мы видим, - сказал Ичиго, - и с суицидальными наклонностями, ага.
- А вообще, - Пустой взял его за плечо, - нам пора.
- Стоять, - велела ведьма, ткнув Ичиго под подбородок помелом. От того веяло реацу.
Участницы шабаша с нескрываемым интересом наблюдали за разворачивающимся цирком. Ичиго был немного в шоке – помелом ему ещё не угрожали. Пустой хихикнул.
- А я, - вкрадчиво заявил он, - Козёл.
Ичиго поперхнулся. Складывалось ощущение, что тот сошёл с ума ещё дальше, чем раньше.
Ведьма внезапно неуверенно замерла. Шепотки в толпе прекратились.
- Как, - задрожавшим голосом спросила старшая, - Козёл?
- Да вот, - он пожал плечами, - наведаться решил, поглядеть, кто меня так настойчиво зовёт…
А потом было много ВИЗГА.

7. О парнокопытных

- Ха, - фыркнул Пустой потом, - ведьмы, а Козла испугались. Мельчает поколение.
- А Козёл, - осторожно спросил Ичиго, - это вообще кто?
- Дьявол, – Пустой посмотрел на него, как на врождённого идиота, - ты же католик, чего уставился? – он неуловимо издевательски пожал плечами, - я, положим, бес, стоящий за твоим плечом. А Зангетсу – ангел с крылышками. Представил Старика с крылышками, а?
- Чёрт, - Ичиго зажмурился и мотнул головой.
- Вот и не представляй.
Последнее Пустой произнес со странной серьёзностью.

8.Стыдное

Эпизод с Франкенштейном Ичиго предпочитал не вспоминать.

9.Праздник

Склеп не был особенно мрачным, напоминая скорее большой пыле- и паутиносборник.
- Добро пожаловать, - Пустой приглашающе махнул рукой и отвесил шутовской поклон.
- А хозяева? - спросил Ичиго.
- Ты правда думаешь, что они посмеют? - Пустой ехидно прищурился. - Или боишься, что тебя какой-нибудь монстр сожрёт в темноте? Я спасу тебя, мой Король, - ехидно пообещал он, - как всегда, - презрительно скривился.
- Нехорошо выйдет. И страшнее тебя тут монстров всё равно не водится, кстати, - следующую фразу Ичиго благоразумно проигнорировал.
Пустой недовольно качнулся с пятки на носок и обратно.
- Они холлоуфицировались давно уже, я проверил. Заходи.
- Уж не с твоей ли помощью?..
Ичиго вошёл. Вопрос был риторическим.
Свечку удалось зажечь только с пятой попытки, да и горела она неважно. Кто и зачем оставил её в намертво заделанном склепе, Ичиго не знал, да и не стремился выяснить, на самом-то деле.
Просто пыльная комната, пара отверстий под потолком, два гроба и два идиота, одному из которых всё это снится.
- Что, - с любопытством спросил Ичиго, - у вас тоже бывают праздники?
- Ага. Мы их себе сами устраиваем.
Пустой, который был Зангецу, адским бесом и ещё чёрт знает кем, ощерился и качнул головой. Уселся на пол, привалившись спиной к одному из двух стоящих посреди склепа гробов, потянулся, закинул руки за голову.
Воплощение беспечности.
И наглости.
И…

- Знаешь, я вообще-то планировал Хеллоуин с семьёй провести. Отец обещал разрешить выпить. Немного.
Сидеть, опираясь спиной на чей-то гроб, было не то чтобы неудобно - непривычно. И немного стыдно, но Ичиго утешил себя тем, что хозяева вовсю отмечают Хеллоуин где-нибудь в Уэко, скача по пескам и завывая не хуже давешнего «демона».
- Ты до сих пор у отца спрашиваешься, Твоё Величество? Я был о тебе лучшего мнения.
А видеть вполне себе мирно сидящего напротив Пустого - ещё непривычнее.
- У него не спросишься.
Где-то далеко в стороне завыли на разные голоса не то собаки, не то празднующие. Пустой презрительно поморщился и потёр ухо.
- Твой отец - тупой идиот. И ты на него похож, кстати.
- Он и твой отец тоже - раз. И он притворяется - два. Я на него не похож, это три, - после паузы Ичиго добавил, - и если ты ещё раз раскроешь пасть на моего отца, я из тебя отбивную сделаю, понял?
- Это четыре?
- Это на будущее.
Пустой фыркнул.
- Ладно. И мой отец давно помер, кстати. И мать. И я.
Ичиго зевнул.
- Ты говорил, что у тебя нет матери.
- У меня нет совести, придурок. Ты веришь всякому моему слову. Знаешь, если вспомнить, сколько раз я напоминал тебе, какой ты слабак и ничтожество... - он сделал витиеватый и неуловимо-презрительный жест.
- И откуда мне знать, лжёшь ты или нет?
Ичиго чуть заинтересованно приподнял брови.
- Когда я лгу, у меня мигает глаз на локте. Хочешь, покажу?
- Давай.
- Идиот, - Пустой закатил глаза.
- У тебя нет глаза на локте? - догадался Ичиго.
- Я бы сказал тебе, где у меня глаз, но это будет слишком для мелочи, которая спрашивается у папочки, собираясь надраться.
Пустой приподнял ногу, согнул её и поставил Ичиго на колено. («Когда ты варадзи успел стащить, чёртов ублюдок?» - подумал Ичиго) Медленно повёл ступнёй вверх, собирая ткань хакама в складки. Тронул напрягшийся живот кончиками пальцев - дальше не дотягивался.
- Мне это говорит существо, которому едва исполнилось шесть. Месяцев, - с нажимом заявил Ичиго. Чужая ступня настойчиво поглаживала пах. - Ты ко мне пристаёшь.
- Тебе кажется. И когда я умер, я был на год тебя старше, - заметил Пустой.
- А ты умирал?
Это было и правда важно. Ичиго ухватился рукой за бледную щиколотку, словив недовольный взгляд Пустого.
- Было дело.
Пустой пнул второй пяткой Ичиго в локоть, заставив отпустить. Снова принялся за ненавязчивые приставания. Ленивые почти.
- Я думал, ты - часть меня.
- Ты это всё-таки признал.
- Расскажи, - Ичиго выдохнул.
- Отвали, - ступня вдруг замерла, - я тебе не сказочник, - Пустой бросил на Ичиго острый взгляд.
- А всё же? - Ичиго зажмурился на мгновение. Снова широко открыл глаза.
- Отстань, - Пустой отвернулся.
И ногу убрал, снова вытянув её рядом с ногами Ичиго, раздражённо одёрнул косоде.
Помолчали.
По потолку полз жирный наглый паук-альбинос. Ичиго стащил сандалию и запустил в него – попал. «Вот так» - подумал он. Вокруг развелось подозрительно много наглых альбиносов на квадратный километр. Пустой задумчиво посмотрел на упавшее рядом орудие убийства.
- А как тебя зовут, всё-таки? – снова заговорил Ичиго.
- Да не помню я, - тот поморщился, отвел взгляд в сторону на мгновение. Сейчас – никак. Я тебе уже говорил, так ведь?
Ичиго фыркнул.
- Ты не Пустой, ты еврей, - заявил он уверенно. Пустой приподнял брови, а Ичиго пояснил: - Только евреи вопросом на вопрос отвечают, - подумал с пару секунд и добавил:
- Всё-таки, мне надо как-то к тебе обращаться. Или тебе нравится имя «Эй, ты!»?
Пустой в ответ задумчиво постучал ногтем по полу, почесал кончик носа и с каким-то новым любопытством посмотрел на Ичиго, будто впервые увидел его.
- Оги-ичи, - протянул он, будто пробуя слово на вкус, - да, пусть будет Огичи.
Ичиго замер.
- Придурок, - произнёс он сдавленно.
Пустой в ответ широко ухмыльнулся («во все сто тридцать два» - мелькнула у Ичиго мысль) и издевательски поманил его пальцем.
- Иди-ка сюда, - велел он. – Сейчас я покажу тебе, кто здесь еврей.
И сам как-то быстро почти перетёк к Ичиго, уперевшись ладонью в гроб за его спиной.
На щеках у него пылал странноватый, голубой румянец. До Ичиго немного запоздало дошло:
- Да ты пьян, - он мотнул головой, увернувшись от пальцев, пытающихся схватить его за подбородок, - чёрт, прекрати, - упёрся Пустому коленом в грудь, - хватит же!
- Пьян, - согласился Огичи, - а ты нет. Я тебя сейчас поцелую.
"Ни фига", - хотел было ответить Ичиго, но не успел.
Пустой резко притянул его к себе, схватив за волосы на затылке, поцеловал. Сразу глубоко, со смаком - и ещё у него во рту был спирт. Поцелуй получился со вкусом больницы и лекарств.
Горло обожгло, как будто это не спирт был, а лава. Или перец. Или лава с перцем.
А потом Ичиго Пустому врезал. Тоже очень смачно и с удовольствием. Потом оттолкнул его и понял, что встать не может.
Пустой потёр скулу с наливающимся зеленью фонарём, ухмыльнулся и помахал пустым бутыльком. Он и спирт оказались одинаково коварной дрянью. Фразы пока получалось строить ещё более-менее связно, а ноги держать отказывались совершенно.
Ичиго грязно и изобретательно выругался.
- Ты меня напоил, - заявил он, кое-как поворачиваясь и прислоняясь к гробу рядом с Пустым.
- Ты был не против.
- Конечно! - Ичиго вытер рот тыльной стороной ладони и сплюнул.
- Ладно тебе, - Огичи сыто оскалился.
- Что это за дрянь? – поинтересовался он, - хочу знать до того, как прикончу тебя.
- Чистый спирт, - Пустой помахал флягой, - медицинский.
Ичиго удивился про себя: медицинский спирт! А за исключением нездорового румянца и странных поступков, об опьянении ничто не говорило. Сам он уже ощущал неприятную слабость в ногах.
Один глоток, чёрт возьми.
- Выпей со мной, - вдруг приказал Огичи.
- Пошёл ты, - Ичиго крайне не любил приказы. Язык немного щипало. - Я не буду это пить. Тем более с тобой!
- Да кто заставляет? - Пустой пожал плечами. - Я передам Зангецу, что ты нас не уважаешь.
- Ты правда думаешь, что я на это поведусь?
- Ну, в глаз на локте поверил же. Малявка, - Огичи прищурился и ткнул в него пальцем.
Ичиго вдохнул. И выдохнул. У него было хобби – биться головой об стенку. Поэтому он сказал:
- Ладно. Я с тобой выпью.
- Спасибо за одолжение. У нас закусить нечем.
- И?
- Можно поймать какую-нибудь душу, но ты едва ли станешь её есть, - Огичи задумался. - А ещё она будет, скорее всего, орать и вырываться. Или третьей попросится.
Последний вариант, похоже, казался Пустому самым неприятным развитием событий.
- Ну её, - заключил Ичиго.
- Ты даже не удивился, что я предложил поймать и сожрать душу. Я что-то пропустил?
- Ты же пошутил.
- Нет, вообще-то, - Огичи пожал плечами.
- Ты пошутил, - сказал Ичиго.
- Уговорил. Ладно, иди сюда.
- Зачем это?
- Будем перебиваться без закуски.
- И как?
Пустой молча посмотрел ему в глаза. Отвечать он, похоже, не собирался. Потянулся к фляге (Ичиго придирчиво присмотрелся к локтю, выглянувшему из задравшегося рукава косоде - глаза и правда не было), ухватил за горлышко двумя пальцами и принялся зубами отвинчивать крышку, морщась.
Ичиго оставался на своём месте.
- Ну? - спросил Пустой.
Отпил, закашлялся, уткнувшись лицом себе в рукав.
- А мне?
- Сюда иди, - велел Огичи хрипло, - а то не дам. Ты у папаши не спросил разрешения.
У него на щеках пламенел нездоровый голубоватый румянец, а жёлтые радужки превратились в тонкие ободки вокруг расширенных зрачков. Ичиго сидел на месте.
- Ладно, - произнёс Пустой, - если Король не идёт к лошади, то лошадь…
- Тебе не надоело? – вдруг устало поинтересовался Ичиго.
- Надоело, - совершенно трезво согласился Огичи, - но тебя это злит. Злость – полезное чувство. Всё ради тебя, - он отвернулся.
Ичиго решил забыть об этих его словах. Так было гораздо спокойнее.
- Ты – злобная Пустая тварь, понял? И ты всё ещё собираешься меня сожрать, - он почти просил.
- Естественно, - согласился Пустой, - это просто причуда.
- Да. Не забудь.
- Естественно, - Огичи оскалился.
Теперь они молчали долго. Паук-альбинос плёл паутину в углу – Ичиго не попал.

11. Праздник продолжается

- Всё-таки, - Ичиго нарушил тишину, - всё-таки ты ко мне приставал.
Огичи пожал плечами.
- Я тебя хочу, - просто сказал он, - мог бы уже заметить.
Пустой раздвинул колени и чуть съехал по полу вниз, прикрыв глаза ладонью. Всё-таки он был пьян. Ичиго тоже – а может быть, играло роль то самое ощущение вседозволенности, присущее снам. Он не был удивлён или возмущён, просто принял это как факт.
Он потянулся к Огичи и поцеловал его уже сам, прижимая к себе и не допуская мысли, что его могут оттолкнуть. Не отталкивали – Пустой ухмылялся сквозь поцелуй и отвечал. Белые жилистые руки крепко обхватили его спину, а синие губы шепнули на ухо:
- Слабо?
- Нифига, - на этот раз Ичиго успел ответить.
Немного доходить, что это он тут собрался делать, до Ичиго стало только после того, как его собственные руки распустили пояс на белых хакама и дёрнули их вниз. Ичиго мог бы, конечно, прекратить и сослаться на дурацкую шутку… но у него было хобби.
- Послушай, - Огичи склонил голову набок, чуть сильнее сжал пальцы у Ичиго в волосах, - у тебя такое выражение лица, будто ты меня убить хочешь, а не... хочешь, - он пошевелил в воздухе пальцами второй руки, растягивая губы в ирреально широкой ухмылке.
Ичиго бросил на него мрачный взгляд снизу вверх, мотнул головой, стряхивая чужую руку. Оторвался, заставив Пустого раздосадовано скривиться, едва не с отвращением вытер рот тыльной стороной ладони и веско произнёс, ткнув пальцем тому в грудь:
- Волосы не трогай.
- В глаз не тыкай, - парировал Огичи.
Ичиго поперхнулся, уставившись ему вырез косоде.
- У тебя там глаз?!- Нет, я пошутил, - он скосил взгляд вниз, - ты заканчивать не собираешься? - Пустой чуть двинул бёдрами вперёд и вверх. Болезненно поморщился.
Ичиго внимательно посмотрел на чуть качнувшийся, влажный член с голубоватой головкой. Нахмурился ещё сильнее, чем обычно.
- И там тоже глаз нет! - раздражённо рыкнул Огичи, - давай же уже... - последнее он почти прошептал, больно впиваясь пальцами одной руки Ичиго в плечо, а второй толкая его вниз за загривок.
Тот прикрыл глаза, облизал. Повернул голову набок, легонько царапнув кромкой зубов, фыркнул, услышав раздражённое шипение сверху:
- Знаешь, чего я сейчас хочу? - упёрся Пустому в бледные, состоящие из жил и мускулов бёдра, провёл, нажимая, ладонями к коленям. Закинул его ногу к себе на плечо, куснул бледную кожу на бедре, заставив Огичи раздражённо дёрнуться.
- Нет, - тот сглотнул, зажмурился, скривился, - не болтай!
- Как хочешь, - Ичиго наклонился, пряча усмешку.
Взял в рот, задирая Пустому ногу выше, задвигался, помогая себе второй рукой.
Огичи шипел, дёргался всем телом и морщился, будто от боли. Скрёб ногтями по полу и по Ичиго, который был, в общем-то, не то чтобы очень против.
Потом - скрючился весь, сдавленно охнул, на мгновение утратив лязгающие интонации.
Замер, оскалившись.
- Твою мать, - невнятно буркнул Ичиго, отплёвываясь.
- Нет у меня матери, - мрачно заявил Пустой, поднимаясь на слегка подрагивающие ноги, одёргивая косоде, спустившееся чуть выше середины бедра.
Переступил с ноги на ногу, поджимая пальцы. Посмотрел на Ичиго долгим, изучающим взглядом - тот сидел, совершенно уже непочтительно откинувшись на чужой гроб, подтянув к себе колени и засунув руку в прорезь на хакама. Его тело сотрясала мелкая дрожь, он жмурился и беззвучно хватал воздух ртом.
Огичи ухмыльнулся во весь рот.
- Э-эй, Ичиго? - позвал он, - Ичиго...
Присел на корточки, хищно подался вперёд, прищурив звериные глаза.
- Чего тебе? - сдавленно бросил Ичиго, - Я ещё не...
Тот ощерился. Бледные руки бесцеремонно толкнули мальчишку в сторону, заваливая на спину.
- Сам вижу, что ты "не", - Пустой хмыкнул. - С этим надо что-то делать, я думаю, - он нажал ладонью Ичиго между ног.
Карие глаза смотрели недовольно и слегка настороженно, но Ичиго пока не делал попыток высвободиться. Аккуратно, будто опасался удара током, уложил ладони Огичи на бёдра - тот уперся Ичиго в плечи широкими ледяными ладонями. Наклонился, широко растягивая синие губы. Кожа у уголков рта собралась в складки, превращая бледное лицо в уродливую, гротескную маску.
Куросаки выдохнул, упёрся Пустому ладонью в плечо.
- Так чего ты там хотел? - поинтересовался тот, не прекращая улыбаться, цепко глядя в глаза.
- Прикончить тебя, - честно ответил Ичиго, - но знаешь, это уже естественное желание.
- Неисчезающее, - добавил через секунду.
Огичи захохотал, затрясся всем телом, уткнувшись носом куда-то Ичиго в шею. Движения воздуха на коже тот не почувствовал - Пустой не дышал. Это не было такой уж новостью, но к подобным штучкам Ичиго так и не привык.
Всё ещё.
- Эй, - шепнул Огичи ему на ухо, - я сейчас трахну тебя, - потянул за мочку уха, дотронулся кончиком языка.
- Нет, - резко ответил Ичиго, - я не хочу, идиот, - перехватил чужую ладонь, потянувшуюся пощупать за задницу.
- Да ну? - белобрысая голова приподнялась, склонилась набок в жесте неуловимо птичьего любопытства.
- З... - мальчишка задумался на мгновение, странно посмотрев на Пустого, - Зангецу, нет. Я сказал.
- Я не Зангецу, - чужая рука как-то очень уверенно, по-хозяйски потянула за белый пояс, - я хочу.
- Мало ли чего ты хочешь, - держать Огичи за оба запястья и валяться под ним было неудобно. Очень, - Я вот убить тебя хочу, не говорил, нет? И ты говорил, что ты Зангецу.
- Ты вообще много треплешься и выделываешься, - Пустой скривился и больно, совсем не играючи куснул за шею, - мало ли что я говорил. Если я скажу, что я испытание, посланное тебе с небес Господом, ты мне поверишь? Или что я Санта, решивший лично проследить за твоим поведением, Не Очень-то Хороший Мальчик Ичиго.
- Вполне может быть, - Ичиго кивнул, - хватит.
Пустой его отпустил сразу же. Была грань - за ней Ичиго переставал говорить спокойно и начинал сопротивляться. А потом материться, драться и забивать противника табуреткой (Пустой был точно уверен, что Ичиго на такое способен - меч он уж точно из-за поползновений такого рода доставать не станет). Они были равны по силе, так что подобный порыв вполне мог увенчаться успехом.
Забитым табуреткой быть не хотелось. И даже тот факт, что табуреток в фиг-его-знает-когда-заброшенном склепе отродясь не бывало, опасений не уменьшал (Ичиго нашёл бы)(его сон, всё-таки). В любом случае, Пустой был достаточно хитрой тварью, а потому ждать (и выжидать) умел.
- И ты не тянешь на Санту, - добавил тем временем Куросаки, - лучше...
- Подрочить тебе? - поинтересовался Огичи.
Ичиго прикрыл на мгновение глаза.
- Да.
- С праздником, - невпопад и крайне ядовито поздравил Пустой, резко стаскивая его хакама до колен.
Ичиго промолчал.

12. Об ассоциациях

Потом время будто откатилось назад – они снова сидели напротив друг друга, говорили и пили, пили и говорили. Странное празднование подстать странному празднику. Ичиго не мог сказать с уверенностью, но, кажется, Огичи его опять целовал. Потом он поднялся на ноги, сделал шаг вперёд и уселся с Огичи рядом – раз уж мир, хоть и временный…
Бледное плечо, с которого косоде успело приспуститься, пришлось как нельзя кстати. Пустой фыркнул, но скидывать рыжую голову не стал.
- Так хочешь по-настоящему, значит, - медленно заключил он.
- Нет. Я же сказал, - плечо оказалось скользким, и потому коварное Мироздание упорно сталкивало Ичиго вниз.
Сопротивляться он не стал - на коленях у Огичи голове было куда удобнее, чем на его же плече.
- А вдруг я Айзен? - послышался смешок, - как на плаху голову положил. Сам.
- Не тянет Айзен на тебя, - неразборчиво буркнул Ичиго, - колени не раздвигай, неудобно.
- Я спёр твой первый поцелуй. И ещё кое-то.
- Урод, - согласился Ичиго. Зелёный фонарь у Пустого под глазом вполне удовлетворял его вендетту.
Поднималась температура: вокруг, в старом пыльном склепе, внутри, щекоча под языком и отдаваясь дрожью в коленях. Сонливость постепенно исчезала - Ичиго смотрел широко открытыми глазами куда-то в пространство и чувствовал всё острее и острее сухие жилы и твёрдые мышцы под ладонью, приятно прохладную среди нарастающего жара кожу, покрытую редкими колючими волосками. Затылком - живот, чуть подрагивающий, но не движущийся в такт дыханию.
Почему-то от мысли, что посередине живот у Пустого наверняка совершенно гладкий, без пупка, жарче стало в разы.
И запах. Пустой не дышал, не имел пупка и нормального голоса, зато у него был запах, до такой степени живой и нормальный, что от одного этого можно было свихнуться.
- Дрожишь, - отметил Огичи.
Тихо очень отметил. Так, что даже лязгающей интонации было почти не слышно.
- Ты уверен, что это просто спирт был? - спросил Ичиго, стараясь не двигаться.
- Нет. Он был медицинский.
- А ты уверен, что это был медицинский спирт?
- Просто признайся, что ты меня хочешь, - Пустой был догадливой тварью. Наклонился, обхватил его поперёк груди и прижался губами к уху, - Ичиго.
- Ты меня тоже, - Ичиго судорожно и цепко ухватил того за запястье.
- Так что мешает? Прекращай идиотничать, Король, я...
Ичиго резко повернул голову и поцеловал его. Сам. Неумело, зло и недолго - но этого хватило.
Огичи как-то замедленно улыбнулся. Ощерился. Оскалился. Хищно и почти торжествующе.
- Дрожи-ишь, - повторил он.
Наклонился, зарываясь носом в колючие рыжие волосы, вдохнул (если хотел почувствовать запах, он это вполне мог), немного дёрганым движением рванул косоде у Ичиго на груди. Тот и правда мелко дрожал - почти незаметно, но Пустой чувствовал. Было слишком жарко; жар горел изнутри, заставлял тело покрываться потом.
Огичи спихнул его с коленей и принялся торопливо, лихорадочно раздевать, суетливо оглаживая плечи и бока. Он шептал, без перерыва и почти в рифму, кусался – больно и как-то… жадно. Ичиго дёргал его за волосы и тяжело дышал, пытаясь поймать кончик чёрного пояса и стащить, наконец, с Пустого уже далеко не такое белое косоде.
Они сталкивались руками и мешали один другому, целовались, тихо ругались и оставляли друг на друге синяки. Перекатывались, пытаясь найти хоть сколько-нибудь удобное положение.
У Огичи было худое и поджарое, как у гончей, тело, белеющее в полутьме, и ещё ярко-жёлтые кругляши зрачков. Он тёрся щекой о его щёку, кусал под подбородком и лизал за ушами, а Ичиго сгребал в кулак волосы у него на загривке и прижимал сильнее. Ближе. Пустой вырывался и шипел на него, на пару мгновений забывая, какую по счёту непристойность сейчас шептал на ухо.
Ичиго рвано выдохнул.
- Ну, - голос был поразительно севший.
Огичи усмехнулся, с силой огладил ладонями его бока. Двинул бёдрами, почти вплавляясь всем телом, поцеловал - медленно, влажно, то и дело облизывая губы Ичиго синим языком.
- Ноги, - бросил он потом.
И сам, ухватив их под колени, широко развёл в стороны. Ичиго дёрнулся, неразборчиво ругнулся и уставился на Пустого широко открытыми глазами - а тот нырнул головой между его ног и принялся...
- Ч-чёрт… Что ты, по-твоему, делаешь, а?! – Ичиго подобрался, смешно поджимая пальцы на ногах.
- Сказать? – ехидно отозвался Огичи.
Ичиго выругался.
- Лежи уже. А то там, кажется, спирт ещё остался, - Пустой приподнялся, - его тоже можно использовать.
Ичиго посмотрел ему в глаза.
- Чёр-рт, - выдохнул он, откинувшись головой на пол.
Огичи издал нечто среднее между «хи» и «хех», снова ныряя головой между его ног.
Ичиго старался дышать глубже и не очень сильно вздрагивать. Туман, наползший на сознание после глотка прозрачной, как родниковая вода, дряни, постепенно рассеивался. Было хорошо – нереально, дико хорошо. Мелькнула смутная мысль поинтересоваться у Пустого, когда это он за свою короткую жизнь ухитрился ТАК научиться…
Потом Ичиго почувствовал, как тот упирается ему руками в колени, раздвигая их шире. Огичи склонился над ним, странно перекривив лицо и губы – как будто пытался одновременно сдержать крик боли и не расхохотаться. Снова рвано выдохнул, царапнул зубами его шею – потом, уже не очень заботясь о том, что Ичиго об этом подумает, нажал пальцами ему на щёки. Поцеловал - широко открыв рот, будто делал искусственное дыхание, сдавленно охнул и вошёл.
Ичиго постарался не завыть. Бешено посмотрел в глаза Огичи (признаков разума там не обнаружив), от души врезал по рёбрам, заставив отпрянуть.
Отпрянуть и перевернуться на спину, чёрт возьми. Кажется, ассоциации с Королём и лошадью его не отпускали. Пустой крайне довольно и ехидно усмехнулся – потом на его лицо вернулось то, неясное выражение.
- Давай, - сорванным голосом шепнул он, - давай же, чёрт тебя…
Быстро обхватил его член рукой, не особенно осторожно двинув ладонью. Ичиго решил про себя, что набьёт ему морду. Потом.
Дальнейшее помнилось смутно – он двигался, хватал ртом воздух и сжимал зубы, Огичи тянул его к себе и целовал, он сам бешено и жадно шарил руками по чуть влажному торсу и чувствовал чужие руки у себя на спине и на бёдрах. Синие губы кривились, облизывались синим же языком, а дико расширенные глаза цепко держали его, не давая рухнуть в чистый кайф и заставляя помнить, что, где, с кем.
Температура повышалась, доходя до своего апогея.
Алкоголь. Чёртов, мать его, медицинский спирт.
Огонёк свечи в старом подсвечнике колебался, бросая на стены склепа причудливые, изгибающиеся тени.
Жар заполнил всё тело, вспыхнул, будто разорвавшаяся граната, заставив Ичиго неестественно скорчиться и разогнуться с сиплым, злым вскриком. Огичи вцепился в него, завалил на пол, подмяв под себя, сильно вошёл ещё пару раз - и выломался, намертво прижав Ичиго к себе, сжал зубы.
Молча уткнулся Ичиго в плечо лбом. Дыхания на коже тот не ощущал.

13. Достигнутое

- Ха, я это сделал, - заявил Пустой потом.
- Я тебя ненавижу, - вяло отозвался Ичиго.
- Наслаждайся, - ядовито ответил Огичи.

14. «А поутру…»

- И-чи-го! – завопил кто-то очень знакомый и до боли оптимистичный.
Начинался новый день.

@темы: Ичиго, NC17, фанфикшн

---

Valentine&Women Day Espada Ficaton

[Abi Hime]

---

О подарках

[Murury]

Название: О подарках
Фэндом: Блич
Автор: Murury
Бета: Сатанринь
Пейринг: Маюри/Урюу
Жанр: Почти романтика, мда. Насколько у этих двоих вообще может быть романтика
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: Не моё.
Посвящение: -Joe-, которая хотела Маюри/Урюу с рождественским переполохом, выбором подарков и первым совместным праздником)


Дверь привычно скрипнула несмазанными петлями.
Коридор так и остался обшарпанным и заваленным всяким хламом, рядом с пальто на вешалке всё так же висел респиратор, а лампочка, как и последние два года, находилась на последнем издыхании.
В комнату вела деревянная старая дверь, а в комнате был замызганный потолок, старый диван, огромный книжный шкаф и нечто, неудачно притворяющееся ковром. Ещё было кресло. Не пустое.
Маюри склонил голову набок и констатировал:
- Пришёл. Ну здравствуй, мальчишка.
- Я уже вырос, – сказал Урюу. Он вполне отдавал себе отчёт в том, насколько жалко это прозвучало, поэтому постарался принять как можно более независимый вид.
Маюри криво и очень ядовито улыбнулся.
- Мальчишка, – повторил он, откидываясь в кресле.
Он не говорил больше ничего, даже своего обычного "идиот", а Урюу чувствовал себя осмеянным.
И раздетым.
Пакет оттягивал руку, как камень тянет на дно реки утопающего. Хотя, он-то уже давным-давно не входит в эту категорию. Он – уже хорошо поплававший и разбухший в воде труп.
Интересно, а Маюри вообще в курсе, что сегодня праздник?..
Урюу нарочито презрительно фыркнул, развернулся и вышел в коридор. Куртку снимать. Подумать только, он, как полный идиот, помчался на голос (довольно мерзкий, надо заметить) чёртового перелатанного ублюдка, едва скинув ботинки и толстенной зимней куртке. Не от большого желания его увидеть, конечно. Мало ли что тот мог натворить?..
- Квинси! – позвал Маюри. – С Рождеством тебя, – он сделал паузу. – По моим прикидкам, ты должен отмечать этот праздник.
- То есть? – отозвался Урюу, заглядывая в комнату, – ты?
Маюри фыркнул и сделал отталкивающий жест ладонью.
- Глупо отмечать рождение того, в кого не веришь.
Пакет остался в коридоре. Урюу остановился в паре шагов от кресла.
- Почему?
Маюри смерил его взглядом. Урюу отчётливо услышал пространную выкладку о собственных умственных способностях, перемежаемую научными терминами и ругательствами. Хотя, нет – с последними он явно загнул.
- Ты в Сейрейтее был, – сказал Маюри. – Тебе не мешало бы хоть иногда заставлять мозги работать.
- Я тебя ненавижу, – признался Урюу.
- Ага, я знаю. Иди чайник поставь, будь любезен, – по крайней мере, Маюри за последние годы научился хоть иногда маскировать приказы под просьбы.
- Сам ставь, – буркнул Урюу, отвернувшись и подойдя к книжному шкафу.
Быстро ухватив недочитанную с прошлого раза книжонку, уселся на старенький скрипучий диван.
Маюри прищурился, проследив за его передвижениями, прикрыл глаза на мгновение. С неким интересом покосился на собственные ногти, подперев щёку второй рукой, пошевелил пальцами. Скривился. Поднялся на ноги, потянулся, заявив:
- Чай не получишь, – и вышел в коридор.
Урюу раздражённо отшвырнул книгу куда-то в угол. Нервно сдёрнул с кончика носа очки, протёр рукавом, рискуя выдавить стёкла, и, сдержав желание кинуть ими в стенку, очень медленно и спокойно надел обратно. За стеной послышалось гудение закипающего чайника.
Слишком быстро. Наверное, Куротсучи зачем-то кипятил воду до его прихода.
Разумеется, не потому, что ждал его.

Кое с чем всё же предстояло разделаться именно сейчас. И если до прихода сюда у Урюу оставались какие-то радужные иллюзии, то по приходу они развеялись полностью. Это не могло быть приятным. Не с ним.
Урюу молча уселся за маленький квадратный стол на кухне. Маюри его игнорировал – он продолжал степенно цедить чай из огромной литровой кружки и что-то записывать на салфетке. Гений, что с него возьмёшь – даже чай не может попить спокойно.
К заварнику Урюу даже тянуться не стал. «Чай не получишь» в исполнении Маюри означало, что чай он именно не получит. Вот по рукам – запросто. Это было бы слишком унизительно, поэтому он просто поднял пакет и грохнул им по столу, одновременно резко поднимаясь. Маюри очень мрачно посмотрел сначала на выплеснувшийся на салфетку чай, потом на пакет, а уж потом на Урюу. Чтобы прочувствовал.
- Это что? – поинтересовался он.
- Подарок, – Урюу чувствовал, что ещё немного, и он развернётся и уйдёт. Куртку можно одеть за пятнадцать секунд, ботинки – за минуту. Это легко. Легче.
- Кому подарок? – Маюри с проснувшимся любопытством поглядел ему в глаза.
- Тебе подарок, – выдохнул Урюу. – Я пошёл.
Развернуться. Ботинки – пятнадцать, куртка – минута… или наоборот? Или…
- А ну-ка стой, – квинси обернулся, - сядь.
- Я…
- Сядь, – повторил Маюри немного раздражённо. Повторять он не любил. - Все квинси такие непонятливые?..
- Тебе лучше знать, – зло отозвался Исида.
Сел.
- Это ты верно подметил, – Маюри растянул было губы в улыбке, но, спохватившись, провёл руками по лицу, будто убирая её куда подальше, – замнём.
Урюу молча скривился.
- Открой, – сказал Маюри.
- Сам откроешь, – отозвался квинси, – твой подарок.
Куротсучи открыл было рот – и закрыл. Нахмурился, протянул руки к пакету. Быстро, будто опасался обжечься, вытащил оттуда собственно… подарок.
Небольшой железный чемоданчик. Замок глухо щёлкнул. Брови Маюри поползли вверх.
- Инструменты, – быстро сказал Урюу, – из медицинской стали, настоящей. Я думал, тебе пригодится.
«Ты бы не обрадовался бесполезному подарку» – подумал он.
Маюри долго молчал, сцепив руки перед собой и странно глядя на тускло поблёскивающие в свете лампочки лезвия, лопатки, иглы – вообще, по мнению Урюу, это было похоже на набор стеков для пластилина. Очень большой набор. Очень острый.
Он вдруг подумал, что Маюри, в общем-то, похож на ребёнка, играющего с пластилином. Было несмешно.
- Знаешь, квинси, – произнёс он медленно, – это… - он замолчал.
- Что? – нервно поинтересовался Урюу. Происходящее начинало раздражать. Особенно раздражали собственные руки, вцепившиеся в колени под столом.
- Мило, – сказал наконец Маюри. Урюу хотелось его убить. – У меня нет для тебя подарка.
- Не надо, - Урюу отвернулся, – ты же не отмечаешь праздник.
И вздрогнул.
На его собственную ладонь под столом легла чужая, чуть сжала, и запястье вкрадчиво погладил чужой большой палец. Квинси дёрнул было руку к себе, но Маюри наклонился к нему и тихо шепнул:
- Это правда будет полезно, – «спасибо». Это слово Маюри мог заменить множеством вариаций.
- Я тебя ненавижу, – повторил Урюу, утыкаясь лбом ему в плечо, – если ты не найдёшь мне завтра хоть завалящего заводного солдатика, я пристрелю тебя, слышишь?
- Да, – Маюри поднялся на ноги и дёрнул его за собой, – на слух, – он легко приподнял Урюу и усадил на стол, – не жалуюсь.
Больше Маюри не говорил – он, всё-таки, был человеком дела.
Урюу же обещал сам себе убить его за разбитые очки, за отметины на шее, за насмешливые фырканья, за…
Но это всё потом. Сначала он хотел поглядеть на своего заводного солдатика.

@темы: Квинси, Маюри, фанфикшн

---

На память

[Amaltiirtare-the-Witch]

Название: На память
Автор: Amaltiirtare-the-witch
Бета: Amaltiirtare-the-witch
Фандом: Bleach
Персонажи: Гриммджо/Хитсугая
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Статус: Закончен
Предупреждение: не споткнитесь о лежащий на пороге ООС
Художественное оформление:  Crazy_werewolf
Дисклеймер: Моя трава, персонажи нет, а так хотелось бы....
От автора: писалось ради пейринга, поэтому любителям логического и красивого обоснуя придется нелегко.

Приходить в себя было до жути неприятно. Вместе с сознанием в реальность возвращалась сильная боль во всем теле, усталость от постоянной работы, не дававшей ни минуты покоя, и слабость. Противная, липкая слабость. Он бы с удовольствием снова закрыл глаза и провалился в сон, если бы в пока еще мутной пелене не мелькала знакомая растрепанная шевелюра неестественно голубого цвета. Хотя, кто бы говорил. У него самого волосы от рождения белые и глаза бирюзовые, так что природа не с ним одним пошутила.
Когда глаза немного привыкли к свету, он уже смог рассмотреть, что арранкар явно очень доволен своим новым приобретением, валяющимся сейчас на кровати в полубессознательном состоянии.
- Ну, с добрым утром, малявка! Очухался, наконец?
Секста радостно скалился, являя взору все свои тридцать два, не считая клыков на маске на щеке. Тоширо поморщился. От громкого голоса в голове что-то как будто взорвалось, добавив в общую картину боли еще несколько оттенков краски.
- Ну, тогда не будем тянуть кота за то самое место, - Гриммджо запрыгнул на кровать и навис над мальчишкой. – Будь паинькой, быстрее закончим, быстрее отправлю тебя домой, к маме.
- У меня нет мамы, - с трудом разлепив губы, буркнул Тоширо. Он прекрасно понимал, что именно Джаггерджак хотел ему сказать. Мысли путались. Видимо, он хорошо приложился об пол головой, когда падал. Его жалкие попытки оттолкнуть от себя наглого арранкара ни к чему не привели. Он еле ощущал свои собственные руки, было такое впечатление, что они набиты ватой. Он бы воспользоваться кидо, если бы смог оформить хоть одну логическую цепочку заклинания у себя в голове.
Арранкар уже снял капитанское хаори и деловито принялся за оби, когда шинигами начал вырываться. Издав довольное урчание, Гриммджо сильнее навалился на него и продолжил увлекательное занятие. Раздевать сопротивляющуюся добычу было интереснее, чем безвольно лежащую, поэтому он с удовольствием запустил руки под ткань косоде, выпутывая мальчишку из шинигамской формы. И кто только ее придумал? Зачем так много тряпок? Хотя, так даже увлекательнее, снимать одну часть одежды за другой, жадно впиваясь взглядом в понемногу открывающееся тело.
Почувствовав, что силы все-таки понемногу возвращаются к мальчишке, судя по тому, что удары стали четче и ощутимее, Гриммджо оскалился и проурчал:
- Веди себя хорошо, а то позову дядю Гина.
Хитсугая вздрогнул. То, что он находится в Лас Ночес, было понятно с самого начала. Но вот то, что кроме Гриммджо здесь еще находятся Ичимару и Айзен, как и вся Эспада вкупе с франсьонами, до него дошло только сейчас.
- Он и так уже знает, что я здесь, - прошипел Тоширо, пытаясь вырваться из захвата.
- Ты не понял, - ухмыльнулся арранкар. – Естественно, он знает. И Айзен знает. Но пока ты ведешь себя тихо и не маячишь реяцу, им и дела нет, что тут происходит. А вот вздумаешь громко кричать или не дай тебе Ками своими шинигамскими штучками воспользоваться, и считай, что ты труп. Морально.
Тоширо притих, с недоверием поглядывая на Гриммджо. Тот вздохнул.
- Поясняю для особо одаренных среди слаборазвитых. Ты – моя добыча. Я тебя сюда притащил и волен делать все, что вздумается. Вон, Улькиорра бабу себе притащил – притащил. Эту, из ваших, как ее там… Не важно. И пока ты не представляешь угрозы, они вмешиваться не будут. Поэтому я и говорю – угомонись.
Пояснение возымело действие. Тоширо перестал так сильно брыкаться, хотя совсем не оказывать сопротивления не позволяла гордость.
Раздев мальчишку полностью, Гриммджо быстро снял с себя одежду и принялся вылизывать шею шинигами, иногда чуть прикусывая ее зубами. От удовольствия он утробно рычал, ерзал, стремясь сильнее потереться и так уже возбужденным телом о Тоширо.
Прикосновения влажного языка к коже были неприятными. Подросток вертелся, пытаясь хоть как-то увеличить расстояние между ним и арранкаром, упираясь ему в грудь ладонями. Что-то холодное коснулось живота и задвигалось вверх-вниз, в такт движениям Гриммджо. Посмотрев вниз, Тоширо обомлел. Его напугал не столько сам размер стояка, упиравшегося в него, а довольно маленькая деталь, уютно примостившаяся на головке члена арранкара. Небольшое железное кольцо с шариком посередине, выходившее из уретры и входившее в уздечку.
Тоширо сглотнул. О том, что существует пирсинг, он знал. Однако наличие прокола в столь чувствительном месте было для него шоком. Он с ужасом задумался, что с ним произойдет, если довольно внушительный и без дополнительных модификаций член войдет в него, если вообще войдет, конечно.
Гриммджо тем временем не замечал панического страха, сквозившего в глазах мальчишки, и развел его ноги в стороны, улегшись между ними. Тоширо заерзал, то ли пытаясь удобнее устроиться под арранкаром, то ли стараясь выкарабкаться из-под него. Перспективы изначально были далеко не радужные, он думал, что все обойдется, если притвориться шлангом и все пройдет быстро и максимально безболезненно. А потом можно один на один прибить этого наглого кошака. Но только сейчас, когда даже ощущения от горячих губ Гриммджо, целовавших его плечи, грудь, руки, были противными и мерзкими, он понял, что эта штука окажется внутри, и голова начала немного кружиться, к горлу подкатила тошнота. Было такое ощущение, что он вот-вот потеряет сознание.
Из этого состояния его выдернуло жгучее ощущение, когда Гриммджо ввел в него сначала один палец. Тоширо задергался, сопротивляясь, ощущая, как что-то двигается внутри. Это было просто отвратительно. Скользкий и холодный от смазки палец, гадкое чувство. Чужое надрывное дыхание над ухом и хриплый голос:
- Расслабься…
Возможно, он бы и был рад расслабиться, но не выходило. Тело стало как чужое, мышцы напряглись, руки судорожно вцепились в простыни.
Гриммджо ввел второй палец, от чего парень выгнулся дугой, закусив нижнюю губу. Ему не нравилось, очень не нравилось. Тоширо трясло, было больно и противно. От того, чтобы не закричать, его удерживала все та же гордость. Пусть он и был в таком жутком положении, но не позволит себе сказать, как ему сейчас плохо. Хотя Гриммджо видел это и без слов. Тугие мышцы никак не хотели расслабляться, о том, чтобы попытаться развести два пальца и растянуть мальчишку, не могло быть и речи. Несмотря на обильную смазку, было очень неудобно, мышцы, напрягшиеся до предела, сжали пальцы словно тиски. Он попытался протолкнуть их немного поглубже, но непослушное тело не хотело впускать его в себя дальше, чем на пару сантиметров.
Слова, которые он обычно говорил в таких случаях, результата не принесли. Тоширо на все уговоры, что потом будет легче и приятнее, стоит только немного отпустить себя, отвечал каким-то сдавленным полувсхлипом-полурычанием. Промучившись таким образом еще минут десять, Гриммджо вытащил пальцы и привстал, смотря на испуганного, заметно уставшего, вспотевшего, но абсолютно невозбужденного подростка.
- Ладно, черт с тобой. Пока целкой оставлю.
Ухмыльнувшись, он припал губами к приоткрытому рту Тоширо. Тот не сопротивлялся, надеясь, что на этом самое мерзкое закончилось. Но когда язык Гриммджо пролез к нему в рот и начал по-хозяйски тереться кончиком о его язык, мальчишка по инерции, от неожиданности, сжал челюсти.
Не ожидав такого подвоха, арранкар взвился и завыл, прижимая ладонь к губам, злобно глядя на ошарашенного Хитсугаю. Тот с не меньшим удивлением вытирал слюну с подбородка, жалея, что не может сейчас вытереть язык и прополоскать рот.
- Тварь малолетняя, ты чего творишь, гаденыш?!
Тоширо вздрогнул.
- Я не специально!
- Не специально он, - Гриммджо попробовал пошевелить укушенным языком и поморщился. Больновато будет. – Так я тебе и поверил, малявка шинигамская!
- А какого черта ты мне язык в рот засунул?
Тоширо возмущенно уставился на Гриммджо. Теперь пришла очередь арранкара выглядеть ошарашено.
- Ну…так … это… По-взрослому, что ли…
От удивления он забыл определение «французский поцелуй», пребывая еще в легком недоумении.
На Тоширо данное объяснение не произвело впечатления, и он продолжал сердито смотреть на Гриммджо.
- Ты хоть раз целовался? – Вкрадчиво спросил арранкар, внимательно смотря в бирюзовые глаза мальчишки. Тот всего пару секунд прямо смотрел в ответ, а потом все же отвел взгляд, но ничего не сказал. Собственно, такое поведение было понятнее слов. Гриммджо снова оказался перед довольно ошеломляющим фактом.
- Вот и что мне с тобой делать, а? - Джаггерджак как-то немного растерянно посмотрел на Тоширо. – И какого черта я с малолеткой связался! Не потрахать, не поцеловать!
С этими словами, возмущенный Гриммджо скрылся в ванной, громко хлопнув дверью. Хитсугая немного расслабился. Могло быть хуже, но радоваться рано. Что теперь с ним будет делать арранкар, непонятно. Главное, чтобы больше не лез туда, где сейчас ощущалась противная пульсирующую боль.
Стоя под душем, Гриммджо рассуждал о своей нелегкой жизни. О том, как он обрадовался, когда судьба преподнесла ему подарок в виде беловолосого паренька, лежащего без сознания на полу в каких-то развалинах. Видимо, сцепился с кем-то, только вот почему этот кто-то его не добил, остается загадкой. Вспоминал, как он нес его на руках до самого Лас Ночес, лелея самые пошлые и развратные мысли.
Арранкар любил, когда добыча поначалу сопротивлялась, а после умелых ласк начинала стонать, извиваясь в руках, выгибаясь навстречу его губам. Так было всегда. Ему нравилось, когда сильный противник проигрывал в таком своеобразном бою.
С Тоширо он не рассчитал. Не учел, что мальчишка еще не знает, что такое – получать удовольствие, занимаясь сексом. Не знает, каково это, когда по венам течет уже не кровь, а жидкий огонь, и внутри все клокочет и просится наружу, как кипящая лава в вулкане.
Убедить неопытного мальчишку, что все неприятные ощущения пройдут, как только он немного расслабиться, не получилось. И теперь эту самую кипящую лаву Гриммджо приходилось выплескивать «ручным» методом. Мысль о минете растаяла, как только Тоширо наглядно доказал, что у него во рту есть зубы, которыми он может в случае чего воспользоваться. А член – не язык. Вот так им жертвовать Гриммджо не был готов.
Стряхнув с волос капельки воды, он обернул бедра полотенцем и вышел из ванной. В комнате горел только ночник над кроватью, освещая мягким приглушенным светом уже забравшегося под одеяло Тоширо. В больших бирюзовых глазах плясали маленькие отблески, от чего казалось, что у него на глаза навернулись слезы.
Гриммджо обошел кровать и лег с противоположной стороны, потянув на себя большую часть одеяла.
- Спи, мелочь. Утром разберемся, что с тобой делать, - сказал Секста, выключая ночник.
Проснувшись, он обнаружил, что прижимает Тоширо к себе, зарывшись лицом в белоснежные волосы. Вздохнув, Гриммджо втянул носом запах мальчишки, сильнее обхватывая его руками. Мысли строем шагали в голове. Какого лешего он притянул этого шинигами сюда? На что рассчитывал? И зачем он ему был нужен? Мелкий, худой, вздорный, даже целоваться не умеет, а Гриммджо рассчитывал на полноценный секс. Секста поерзал, устраиваясь поудобнее, укладывая голову Тоширо себе на плечо. Рядом с ним было очень тепло. Арранкар еще раз уткнулся носом в растрепанную шевелюру, чтобы снова почувствовать легкий запах дождя. Откуда дождю взяться в пустыне, где нет даже солнца? А запах есть. Приятный, щекочущий запах, да и сам Тоширо пах вкусно. Только чем, арранкар разобрать не мог.
Пользуясь тем, что парнишка еще спит, Гриммджо пробежался пальцами по позвонкам вниз и положил ладонь на ягодицу, немного сжал, поглаживая большим пальцем. Кожа была мягкая, бархатистая.
В голове всплыло высказывание Старрка, что идеальная женская грудь, это та, которая четко помещается в ладонь, не больше и не меньше. Нноитора еще тогда хихикнул, глядя на внушительные формы Халибель, сказав, что по размеру бюста она должна быть не третьей в Эспаде, а пятой. За что получил по не в меру умной голове от Милы-Розы, которая вдобавок еще и сказала, что мужикам с хилыми и тонкими, как у девки, ручками нечего их распускать. Драка тогда была очень занимательная. Посмотреть, как три девушки мочалят зарвавшегося пятого номера, пришел даже Гин.
То грудь, а тут в ладонь помещалась округлая, упругая, мягкая ягодица. Гриммджо даже негромко хохотнул от такой мысли. Тоширо закопошился рядом, проснувшись. Увидев, как он трет заспанные глаза, Секста довольно ухмыльнулся и посильнее сжал ладонь.
- Ну, мелкий, с добрым утром!
Тоширо вздрогнул. Где-то он уже это слышал. И что-то твердое настойчиво буравит ему пупок. Ощущения не из приятных, поэтому он попытался отпихнуть от себя Гриммджо, и немного отполз назад, на расстояние вытянутой руки арранкара, так как ладонь с его задницы он так и не убрал.
- Что? Утренний стояк, все, как положено. – Ехидно улыбнулся Секста. – Как будто у тебя его никогда не было.
Хитсугая нахмурился, глядя на слишком довольного арранкара. Улыбка медленно сползла с его лица, когда он встретился взглядом со смотревшими слишком серьезно бирюзовыми глазами. Кажется, Гриммджо даже икнул, подавившись смешком.
- Не было? – Тоширо спокойно смотрел на него, не собираясь отвечать на заданный вопрос. Хотя, по сути, вопрос был риторическим. Джаггерджак перекатился на спину, накрыв шекспировским жестом глаза ладонью. – За что мне все это?! Чем я так провинился?!
Повалявшись еще немного, он все же встал, сгреб с пола в охапку свою одежду и форму шинигами и отнес в ванную. Свою нужно одеть, а шинигамскую убрать подальше, туда, где он положил его занпакто. Пацана он еще у себя подержит, так что одежда, и тем более меч, ему пока не понадобятся. Что ему делать с Тоширо, он еще не знал, но не слишком заморачивался по этому поводу. В конце концов, он что-нибудь придумает.
Приняв душ и приведя себя в порядок, Гриммджо вышел из ванной и улыбнулся. Все-таки, вид голого Тоширо, сидящего под одеялом у него на кровати, грел душу. Поймав вопросительный взгляд мальчишки, Секста тряхнул шевелюрой и сказал:
- Я на рюмку утреннего чая к Айзен-саме. Будь как мышка, я скоро вернусь.
- Одежду отдай.
Гриммджо ехидно оскалился.
- Не заработал ты еще на одежду.
Направляясь к двери, Секста каждую секунду ждал какой-нибудь выходки от мальчишки. Он даже немного помедлил, стоя на пороге. Ноль реакции. «Странно, проглотил», - думал Секста, направляясь по длинным коридорам в сторону зала для совещаний.
Тоширо устало развалился на кровати. Он уже почти неделю практически не спал, мотаясь по заданиям от соо-тайчо. Измотавшись физически и морально, он еле остался жив в последней стычке. И то, его нашел под обломками здания Гриммджо и принес сюда. Теперь хотелось только одного – хорошо выспаться. Всю эту ночь он провел на грани полудремы, вздрагивая от каждого шороха. Ему постоянно мерещился звук шагов в коридоре, какие-то голоса, причем до боли знакомые. Перед глазами стояла эта нахально улыбающаяся лисья мордочка, от чего его передергивало, как от удара током. Что угодно, лишь бы не встретится с этим предателем лично. Не сейчас, когда все тело ноет после стольких дней без отдыха, когда руки даже одеяло натягивают с трудом, когда так хочется лечь и забыться.
Долгожданный сон длился недолго. Кто-то хорошенько встряхнул его, подняв за плечи и усадив на кровати. Пока Тоширо с трудом пытался разлепить глаза, на шею что-то накинули, потом подняли одну руку, просунув куда-то, затем вторую. Сонно оглядевшись, он понял, что Гриммджо напялил на него свитер, довольно большой по размеру, судя по длине рукава.
- Одевайся давай.
На одеяле рядом лежали шорты. Тоширо слабо соображал, что к чему, но все же кое-как натянул мягкие серые шортики. Кстати сказать, они были по размеру. Еще не совсем проснувшись, он уставился на Гриммджо, силясь оформить в голове хоть какой-то вопрос.
- Мне так больше нравится, - ухмыльнулся Секста. - Дрыхни дальше.
Собственно, это все, на что он был способен в данный момент, поэтому послушался совета и снова лег, удобно устроившись под одеялом.
Проснулся он только вечером. Точнее, это его биологические часы подсказывали, что уже был вечер. В Уэко Мундо всегда была ночь, поэтому приходилось полагаться на внутренний будильник.
Так приятно потягиваться лежа на кровати, разминая немного затекшие мышцы. Усталость прошла, было легко, хотя некий дискомфорт все же присутствовал. Валялся рядом на кровати и со скучающим видом уставился в экран ноутбука, водя пальцем по сенсорной панели. Перевернувшись на живот, Тоширо посмотрел в монитор. Там змейками катились разноцветные бусины, а Гриммджо стрелял по ним случайно выпадавшими шариками. Иногда несколько шариков в змейке взрывалось, и она становилась короче. Хитсугая хмыкнул. Достойное занятие для шестого по силе в Эспаде, ничего не скажешь.
- Тебе что-то не нравится, мелочь? – Спросил Секста, не отрывая взгляд от монитора.
- Ты сказал, что отпустишь.
Тоширо внимательно смотрел на Гриммджо. Тот немного помолчал, выдерживая паузу, потом вздохнул и со вкусом потянулся. Точно, как кошак. Сытый, довольный кошак.
- Сказал. Но тогда условия были немного другими, если ты помнишь.
В синих глазах плясали искорки. Джаггерджак даже не приподнялся, так и остался лежать на спине, лениво поглядывая на Тоширо.
- Тогда я сам уйду.
Мальчишка уже приподнялся, чтобы встать с кровати и отправиться на поиски формы и занпакто, как его с силой опрокинули на спину и тут же придавили руки за запястья к постели. Бездонные и колкие сапфировые глаза оказались очень близко, Тоширо теперь понял, что чувствует кролик, смотря в глаза удаву. Стараясь оставаться внешне спокойным, Хитсугая не отвел взгляд и постарался расслабиться, чтобы не выдать неприятного волнения.
- А что это мы такие дерзкие стали, а? – Коронная улыбка, обнажившая белоснежные клыки. – Проспался, дошло, что с тобой сделать хотели, и теперь строим из себя героя, да? Я ведь не мягкий и пушистый, я же могу сейчас закончить, что вчера начал.
Тоширо внимательно посмотрел в глаза арранкару и спокойно произнес:
- Если бы ты хотел, то еще тогда закончил.
Гриммджо ехидно рассмеялся.
- А я хотел! – Он опустился еще ниже, не отрывая взгляда от бирюзовых глаз. – Ты даже представить себе не можешь, как я хотел!
Секста провел языком по шее, словно в подтверждение своих слов. Тоширо вздрогнул.
- Всей твоей фантазии не хватит, чтобы вообразить то, что я хотел с тобой сделать… - Продолжал арранкар хриплым шепотом, не переставая ласкать языком шею, отодвигая губами воротник свитера, открывая плечо. Мальчишка занервничал, дернулся в сторону от неприятных ощущений, отвернувшись от Гриммджо. Руки были словно в тисках, он даже пошевелить ими не мог.
- А знаешь, как это обидно, когда ты сильно чего-то хочешь, а какая-нибудь мелкая шинигамская дрянь тебе весь кайф ломает?
Арранкар прикусил кожу на шее, рядом с артерией, ставя точку в своеобразном пояснении. Старательно зализав ранку, из которой выступила всего пара капелек крови, уже успокоившийся Гриммджо поднял голову и посмотрел на мальчишку. Тот лежал, напрягшись, как пружина, положив голову на бок. Почувствовав, что Секста прекратил его вылизывать, Тоширо чуть приподнял подбородок и посмотрел на мирно сидевшего рядом арранкара. В нем так быстро менялись эмоции. Еще пару минут назад бездонные глаза напоминали штормовое небо, с проблесками молний гнева, а сейчас лазурные радужки смотрели даже как-то умиротворенно и беззлобно. Руки, державшие его запястья, заметно ослабили хватку.
- Это первый пункт. – Гриммджо откинул непослушную прядку со лба. – Черт, надо патлы подстричь, а то буду как Айзен-сама. С ума сойти.
Тоширо слабо улыбнулся, представив Гриммджо с вселенской любовью и состраданием в глазах и желанием поработить весь мир в душе. Ужасная смесь.
- И второе… Ты как собрался отсюда уходить, а? Ножками? Пешкобусом до Сейрейтея? Дорожка дальняя, я тебе скажу. Да и светит тебе скорее дом казенный, а точнее тюрьма, если ты один даже из моей комнаты выйдешь.
- А как же ты меня отпустить тогда собирался?
Шинигами вопросительно посмотрел на Гриммджо.
- Хочешь меня во вранье уличить? Ты смотри мелкий, я же обижусь и прибью ненароком. Тебе сейчас много не надо.
Секста хищно оскалился и покосился на красный след, оставшийся от его клыков на шее Тоширо.
- Не убьешь, - спокойно сказал Хитсугая. В этом он был абсолютно уверен. Гриммджо не дерется с безоружными. Никогда не нападает исподтишка, всегда бьет прямо, в лоб.
- Будешь меня доставать – точно прибью. – Арранкар ухмыльнулся. Парнишка не промах. Что-что, а сильного противника было видно сразу. – Я вот не пойму, тебе что не нравится, а? Тут тихо, спокойно, нет твоих доставучих друзей. Тебе если женского общества с большой грудью не хватает, так Халибель есть! Она тебе и колыбельную споет, честно, она умеет! Так споет, что потом уснешь с трудом. Ну, или что там тебе эта сисястая на ночь пела. Или она тебе сказки рассказывала? – Гриммджо уже откровенно забавлялся. – У вас, я смотрю, прям монастырь какой-то. Вы это, обет безбрачия не даете, нет? Может, у вас и целоваться под запретом? Этому вашему старикану главному не дает никто уже лет шестьсот, вот он и остальным запретил. А то завидно, небось. А?
Гриммджо не совсем осознавал, какого черта он несет эту чушь. Зачем он уговаривает этого мальчишку остаться? Ответ бился тонкой красной ниточкой в сознании. Потому что ему надоело одиночество. Надоело быть машиной для исполнения приказов, машиной, с мнением которой никто не считался. Надоело ловить на себе презрительные взгляды начальства, которое тоже было не без греха, но которое было сильнее, чтобы заставить остальных поверить в то, что это достоинства. Он не любил быть кому-то благодарным, всю свою жизнь рассчитывая только на себя и свои силы. Он сам бы мог добиться места в Эспаде, даже без этого чертового кристалла. Если у него что-то не получалось и он возвращался с проваленным заданием, слышал лишь мерзкий шелестящий голос: «Что с него взять? Он же просто арранкар». Как будто арранкар – это что-то ограниченное, безмозглое, ни на что не способное. Он знал, что это не так. Знал, что это не его война. Знал, что если станет ненужным, если проиграет в битве и останется лежать где-нибудь в пустыне, никому не будет до него дела. Здесь нет друзей. Здесь каждый сам за себя.
Тоширо думал. Еще никогда решение не было так сложно принять. С одной стороны, он был почти уверен, что сможет в одиночку выбраться из Уэко Мундо. С другой, это «почти» могло обернуться нелицеприятной встречей, за которой последуют не менее гадкие события. Главная битва скоро начнется, ему не хотелось встретить ее в темных катакомбах Лас Ночес.
- Я тебя даже трогать не буду, так и быть. Ну, так, полапаю чуток и перестану. С тебя что, убудет, что ли?
- О, да. После такого я просто обязан остаться, - прошипел мальчишка, пытаясь вытащить руки из ослабевшей хватки.
- Ну, давай, - хохотнул Гриммджо, не выпуская Тоширо, - оставайся. Только обещай, что будешь слушаться, хорошо?
- Иди ты знаешь куда?! – Возмущенный подросток начал усиленно брыкаться. Арранкара подобная возня даже забавляла. Тоширо решил воспользоваться чужим приемом и укусил его за запястье.
- Зараза мелкая, - арранкар несильно ударил его подушкой по голове. Разозленный мальчишка вызывал у него скорее смех, чем страх. – Еда на столе, недоразумение шинигамское. Тебе рыба.
Сердито пробурчав что-то под нос, Тоширо встал с кровати и подошел к письменному столу, на котором стоял поднос с тарелками.
- Пить только чай, ничего другого не держим. Все дорогой-любимый Айзен-сама постарался.
Пусть даже и чай. Пусть даже его готовил сам Айзен-сама. Он сейчас даже от такого бы не отказался. Отдохнувший организм требовал восполнения энергии, ощутимо возмущаясь где-то на уровне желудка. Рыбу, как и рис с салатом, Тоширо съел быстро, не оставив даже веточки петрушки.
Забравшись обратно на кровать, он еще несколько минут просто сидел и смотрел на Гриммджо, который снова гонял разноцветные шарики по экрану.
- Меня будут искать, - тихо сказал Тоширо.
- Скоро?
- Вообще-то, уже должны, - буркнул шинигами. – Я должен вернуться дня через три.
Секста задумчиво уставился на стенку.
- Два дня. Через два дня я открою тебе Гарганту. Согласен?
Арранкар повернул голову на бок, внимательно смотря на Тоширо снизу вверх. Тот спокойно смотрел в ответ, видимо, не собираясь отвечать.
- Тогда иди сюда, - Гриммджо схватил мальчишку и притянул к себе, укладывая рядом на постель. У него было игривое настроение, а от Тоширо так вкусно пахло, что удержаться было просто невозможно.
Он задрал свитер повыше и начал вылизывать упругий живот, наслаждаясь теплотой и мягкостью кожи шинигами. Он вбивал вкус и запах его тела, проводя губами по напрягшимся мышцам, поднимаясь чуть выше, к груди. Мальчишка слабо вздрагивал при каждом прикосновении, но вырваться не пытался. Гриммджо переключился на плечи и шею шинигами, отодвинув воротник, лаская выпирающие косточки ключиц. Тоширо дернулся, ощущения были неприятными. Прикосновения чужих губ ему не нравились, было противно. Возможно, цена мирного пребывания в Лас Ночес уже не казалась ему разумной. Хотелось поскорее убраться из таких горячих и сильных объятий Сексты.
Гриммджо приподнялся на руках, с любопытством смотря на Тоширо.
- Что, совсем не нравится?
- Совсем, - буркнул мальчишка.
- Блин, ну, ты даешь! Я тут вываливаю на него тонны нежности, а он! У тебя что, реально вообще не встает?
Тоширо вздохнул. Ну, что ему сказать? Откуда он вообще знает, как себя он должен вести, согласно представлениям Гриммджо? Если ему не нравились эти ощущения, то он при всем своем желании не сможет это скрыть.
Секста улегся рядом, на бок, подперев голову одной рукой, а вторую положил на живот Тоширо, поглаживая пальцами нежную кожу.
- Слушай, а тебе девочки нравятся? Подружка у тебя есть?
- У меня есть Момо. Мы с ней с самого детства вместе.
- И что, она тебя целоваться не научила?
Тоширо вспыхнул.
- Момо мне как сестра! Почему я должен с ней целоваться?!
Секста вздохнул, театрально закатив глаза.
- Ладно, ладно, остынь. Сестра, так сестра. Мне как-то по барабану. Вон, Халибель, мне по идее сестра. И эти, малохольные, тоже. И ничего, меня это совершенно не останавливает.
Секста подленько хохотнул, вспоминая довольно приятные моменты из своей насыщенной сексуальной жизни.
- У вас вообще существует такое понятие, как моральные нормы? - Тоширо сердито посмотрел на него.
- Ой, ладно тебе. Не читай морали. Ты попробуй сначала, что это такое, а потом меня учить будешь.
С минуту они молчали, каждый переваривал полученную информацию. Хитсугая думал, что это здорово, что он не забивает себе голову такими глупостями и думает о нужных и важных вещах. Гриммджо всерьез задумался, сколько Тоширо лет, и где его держали до вчерашнего дня. Было ощущение, что его отрезали от всего внешнего мира.
- Ну, а эта твоя, рыжая… с шарфиком, - Гриммджо не стал говорить про наиболее яркую деталь в облике подчиненной Тоширо, справедливо полагая, что парень может обидеться на такое. А сейчас хотелось тишины и покоя. – С ней у тебя тоже ничего не было?
- Нет, она мой лейтенант.
- И что?
- И то, - Тоширо насупился. – С чего ты взял, что у нас что-то может быть?
- Нууу… - Гриммджо почесал нос. – Вы же все время вместе. Я и подумал, что может, у вас там что-то есть.
- Ничего у нас нет! Для тебя что, даже понятия «дружба» не существует?! – Тоширо возмущенно уставился на арранкара.
- Существует-существует, мелкий. Когда секса нет, как у нас с тобой сейчас. Мы типа сейчас с тобой дружим, - ухмыльнулся Гриммджо, взяв пальцами подбородок мальчишки, заглядывая в потемневшие глаза. Тоширо успел увернуться от поцелуя, губы впечатались в щеку. Секста засмеялся. – Что, целовать нельзя?
- Нельзя! – Мальчишка сердито смотрел на очень довольного арранкара.
- Почему? – С самым невинным видом спросил тот.
- Потому что это мерзко и отвратительно!
- Ты посмотри, всем, значит, нравится, а тебе – нет?
Тоширо гордо посмотрел на Сексту:
- Это глупое, гадкое и абсолютно бесполезное занятие.
Гриммджо никогда так не хохотал. Серьезный вид мальчишки, вкупе с нравоучительной речью довел его практически до истерики. Несколько минут арранкар пытался отдышаться.
- Да, весело с тобой. Ну, мне интересно, ты действительно о ней не думал, как о женщине?
- Так она и есть женщина. – Тоширо непонимающе посмотрел на Гриммджо.
- Нет, ну, ты никогда не представлял, как вы с ней… блин, я даже не знаю, как сказать-то теперь. – Гриммджо задумчиво почесал затылок, подыскивая наиболее психологически не травмоопасное выражение, чтобы не говорить «секс». - Ну, это… Исполняете дыхательно-пихательные упражнения, во!
Гриммджо был очень доволен тем, что нашелся, как спросить о такой достаточно щекотливой теме.
- Нет, - Тоширо надеялся, что если он произнесет это достаточно четко и его взгляд будет достаточно серьезным, то Секста отстанет. Не тут-то было.
- Рассказывай! Не поверю! Ни разу?! – Гриммджо был удивлен. – Ни разу, за все время, что вы с ней вместе в одном помещении сидели, ни разу у тебя не встал при взгляде на нее?
- На работе нужно думать о работе, а не о непонятно чем.
- Да-да… Я понял, понял… Тебе явно что-то подсыпают в еду. Только все нормальные люди подсыпают так, чтоб стояло, а тебя, видно, берегут. Интересно, может тебя уже старикан сосватал за кого-нибудь, м?
Тоширо фыркнул. Разговор сошел на нет. Рука сексты все так же спокойно лежала у него на животе, иногда поглаживая, отчего сначала было немного щекотно, а теперь он привык. Ладонь была горячая, от исходившего тепла по всему телу разлилась сладкая вялость, не хотелось шевелиться, даже голову поворачивать было лень.
- Так тоже неприятно? – Гриммджо провел рукой по животу, переместив ее на бок.
- Нет.
Ухмыльнувшись, арранкар тут же залез пальцами под резинку шорт и спустил ладонь на ягодицу, ущипнув Тоширо за пятую точку. Мальчишка взвился, вцепившись руками в плечи Гриммджо, возмущенно глядя в озорные глаза.
- Убери, живо!
- Ты же сказал, что тебе приятно, - Секста улыбнулся, крепче сжимая ладонь.

@темы: NC17, Гриммджоу, фанфикшн, Хицугай

---

[zebadiah]

---

[смутно]

Гордится, что самая первая раскрасила новую кубовскую красавицу. :3

@темы: манга/дозди

---

[смутно]

@темы: манга/дозди

---

[akane]

Bleach dj - Yukichidori (предупреждение яой!)

Китамура Коуме

Тысяча снежных птиц

@темы: Айзен, пейринги, манга/дозди, Гин

---

Солнце.Продолжение.

[Amaltiirtare-the-Witch]

Название: Солнце. Продолжение.
Автор: Amaltiirtare-the-witch
Бета: Amaltiirtare-the-witch
Фандом: Bleach
Персонажи: Гриммджо/Ичиго
Рейтинг: PG
Размер: мини
Статус: Закончен
Предупреждение: не споткнитесь о лежащий на пороге ООС
Художественное оформление:  Crazy_werewolf
Дисклеймер: Моя трава, персонажи нет, а так хотелось бы....
От автора: писалось под давлением плохой дождливой погоды, внезапно начавшейся сессии, депрессии и еще черт знает чего

Просыпаться и чувствовать тепло другого человека рядом это так хорошо, приятно, так странно и немного страшно. Потому что сильная рука, лежащая на его животе, может в любой момент выпустить когти и превратить его тело в кровавое месиво, схватить за горло и начать душить или просто одним четким движением перерезать артерию, оставив жертву умирать от потери крови. Но вот уже несколько дней подряд Гриммджо приходит к нему ночью, когда в комнате уже выключается свет и парень уютно устраивается под одеялом. В полудреме он слышит тихий шорох открываемого окна, легкое дуновение прохладного ветерка и опять тишина. Арранкар ложится рядом, даже не забираясь к нему под покрывало, а довольствуется лежащим на кровати пледом. Его Ичиго специально кладет туда каждую ночь, чтобы Джаггерджак не мерз, хотя не был полностью уверен, что арранкары могут мерзнуть или страдать от жары. Мертвым не положены чувства и ощущения. Но, несмотря на это, парень подспудно, где-то глубоко внутри, все же считал Гриммджо живым существом, которым движут не примитивные инстинкты, и в котором сохранились хотя бы отголоски его бывшей человеческой натуры. Или может это опять его глупые надежды?
Он с опаской следил за всеми движениями арранкара, когда тот был рядом. Старался не разозлить его, потому что не хотел опять драться и выяснять отношения. Но больше всего он боялся, что эта необычная перемена в отношении Сексты к нему может быстро закончиться, и все опять вернется к тому, с чего начиналось.
Гриммджо, в свою очередь, тоже присматривался к Ичиго. Он запоминал каждую черточку его лица, наблюдая за ним ночью, когда подросток мирно спал, ощущая, как упругий живот под его ладонью поднимается и опускается в такт ровному дыханию. Не отводил глаз днем, пользуясь нечастой возможностью выбраться из Уэко Мундо при свете солнца. Он ловил каждое его движение, как он улыбался, чуть приподняв уголки губ, как сидел со своими друзьями в школьном дворе, натянув на лицо беззаботное выражение, отстраненно слушая бессмысленное девчачье щебетание Иноуэ с Рукией, как закидывал руки за голову и ложился на зеленую траву, задумчиво смотря на золотые блики в шумящей под ветром густой листве. Сейчас это для Гриммджо имело значение.
Все теперь имело значение. Он видел, что Ичиго все еще испытывает страх, он запросто читался в его карих глазах, в его скованных движениях, когда Секста был рядом, в его поведении. Чего именно подросток боится, арранкар понять не мог, от этого ему становилось все больше не по себе. Но твердое намерение вернуть Ичиго придавало ему решимости идти до конца и сделать ради этого все.
День выдался на редкость насыщенным событиями. В городе появилась парочка пустых, с которыми пришлось разобраться, при этом постараться успеть на контрольную. Еще и девчонки потащили его по магазинам. Уже через час у Ичиго болела голова от непрекращающейся болтовни, ноги ныли он хождения по магазинам в огромном торговом центре. От запаха духов в отделе парфюмерии свербило в носу, постоянно хотелось чихать. Но он стойко переносил все тяготы шопинга, чего только не сделаешь ради друзей.
Даже сейчас ничто не могло его отвлечь от мыслей о Гриммджо. Все, что делал сейчас арранкар, было как-то странно. Прошло почти две недели, и за все это время между ними не было ни единой драки. Ичиго не понимал, почему. Он искренне надеялся, что Сексте просто надоела эта бессмысленная возня и выяснение, кто сильнее. Это не было похоже на вспыльчивого и самоуверенного Эспаду. Или Ичиго стал слишком слаб для него? В любом случае, что тогда держит этого своенравного кошака рядом? Почему он регулярно возвращается каждую ночь? От всех этих размышлений голова стала болеть еще сильнее, и парень искренне обрадовался, когда нагруженные разноцветными пакетами, счастливые и усталые, девочки наконец-то закончили бегать по магазинам.
Добравшись до дома, Ичиго первым делом принял душ, в надежде, что прохладная вода уймет боль. Выйдя из ванной, подросток рухнул на кровать, даже не одевшись, в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер. «Я только пятнадцать минут полежу и встану», - мысленно сказал он себе. Капли воды стекали с лица, щекоча кожу. В голове наконец-то было пусто. Ни одной мысли, как будто ее ватой набили. Потянувшись, Ичиго разлегся на кровати. Было так хорошо, прохладно. Пять минут спустя парень уснул.
Гриммджо всегда приходил тогда, когда парень уже засыпал. Потому что со спящим Ичиго было проще, чем с бодрствующим. Днем, если они оказывались рядом, арранкар молчал, как рыба, потому что не знал, о чем можно разговаривать с шестнадцатилетним подростком. Он не знал, что нравится Ичиго, а что нет, что он любит делать, чем увлекается. А спрашивать не поворачивался язык. Поэтому Гриммджо молча смотрел, как ветер гоняет разноцветные лоскутки листьев по парку, в котором они иногда сидели. Джаггерджак выкраивал свободные минутки днем, чтобы спокойно посидеть и подумать. В Уэко Мундо было слишком тоскливо и все мысли, которые могли ему прийти в голову в таком месте, ничего хорошего не содержали. А в мире живых все было по-другому. Здесь жил Ичиго, уже из-за этого Генсей становился особым для Гриммджо. Он справедливо полагал, что пребывание там, где вырос этот мелкий недошинигами, где он провел всю свою жизнь, где он живет сейчас, поможет ему лучше понять подростка. Сначала он не понимал, как это можно жить в таком шумном месте, где так много людей, среди которых нет ни одного с сильной реяцу. Буйство красок и запахов поначалу очень раздражало. С непривычки, после бесцветного Уэко Мундо, где даже еда не имела никакого вкуса, а чай, заботливо приготовленный Айзен-самой, имел вкус вареного веника. В мире живых было слишком много всего нового для арранкара, он терялся, что раздражало еще сильнее. Но он даже сам не заметил, как привык к этому наполненному шумом, цветом, запахом и вкусом месту.
Джаггерджак облюбовал себе местечко в парке, где никогда не было людей, было очень тихо и спокойно. Он всегда приходил сюда, садился на землю радом с раскидистым деревом, и задумчиво разглядывал плывущие в небе облачка. Не то, чтобы решение находилось сразу, но, по крайней мере, здесь он успокаивался. В таком месте верилось в лучшее, хотя и нечетко понятно, в какое именно. Иногда сюда приходил Ичиго. Подросток безошибочно определял его по реяцу. Возможно, он хотел что-то сказать. Может, просто хотел побыть рядом. Но, так или иначе, они молчали. Никто не мог начать разговор первым.
Поэтому Гриммджо приходил ночью. Как сейчас, тихо опустившись на подоконник, рассматривая лежащего на кровати парня. Спит, в одном полотенце, даже не накрылся одеялом. Арранкар сел рядом с подростком. Глаза скользили по телу Ичиго, обводя взглядом каждую косточку, каждую линию, запоминая все родинки и мелкие шрамы. Кожа парня сейчас казалась холодной, арранкар не смог удержаться, и провел пальцем по гладкому животу. Теплый. Гриммджо слабо улыбнулся. Когда на лице парня нет этой характерной складочки меж бровей, его мордашка становится совсем детской. Вот он, рядом, лежит, такой красивый, такой сильный и такой беззащитный. Так хотелось сейчас накинуться на него и растерзать, впиться жадными поцелуями в кожу, ранить острыми клыками, упиваясь дурманящим привкусом свежей крови, насладиться его криками.
Гриммджо вздохнул. Нельзя. Черт, он ведь даже не знает, как ему нравится. Тогда это его не волновало, он даже не мог вспомнить, а кончал ли Ичиго или нет. Но теперь он четко осознавал, чего хочет. Гриммджо хочет, чтобы это солнышко принадлежало ему полностью, не только телом. Он хочет, чтобы это тело выгибалось навстречу его ласкам, чтобы ореховые глаза горели для него неугасимым огнем, хочет слышать, как Ичиго захлебывается стонами, от наслаждения, хочет, чтобы ему было хорошо с ним, чтобы утром сонные глаза сияли золотыми отблесками, когда они проснутся в обнимку.
Гриммджо еще раз посмотрел на мирно спящего подростка. Арранкар вспомнил, что никогда не видел Ичиго голым, полностью. Раньше его как-то устраивал секс полуодетым. Только и требовалось, что развязать оби и стянуть хакама до колен, и все. А теперь, он с любопытством, смешанным с частью жадности, рассматривал Ичиго, стараясь надолго удержать в памяти каждую линию его стройного тела, каждый изгиб, все, на что он раньше не обращал внимания.
Ичиго зашевелился. Ему стало как-то холодно и неуютно, захотелось залезть под одеяло. Подросток открыл глаза. Рядом на кровати сидел Секста, разглядывая его с каким-то странным взглядом. Парень инстинктивно протянул руку и взялся за краешек одеяла, намереваясь потянуть его на себя и закрыться. Арранкар не заметил этого, продолжая смотреть в одну точку где-то на уровне живота Ичиго. Подросток сглотнул. Опять?
- Гриммджо… - Голос немного дрогнул. – Я устал, сильно… Давай… Потом…
Последние слова парень произнес почти шепотом, непонятная дрожь вмиг охватила тело. Гриммджо поднял глаза. Подросток никогда не видел, чтобы синие, как два озера, глаза Сексты были такими грустными. Джаггерджак слегка улыбнулся, Ичиго понемногу успокоился. Арранкар взял из его руки уголок одеяла и потянул, накрывая с головой. Пока подросток барахтался, пытаясь устроиться поудобнее, Секста спокойно взял плед и лег рядом. Пользуясь тем, что Ичиго боролся со своенравным одеялом, пытаясь выбраться, Гриммджо тихо, но вполне достаточно для того, чтобы тот его услышал, произнес:
- Еще скажи, что у тебя голова болит, юморист.
Парень, наконец, выбрался из-под одеяла и теперь с видом оскорбленной невинности смотрел на Эспаду.
- Но она вправду болит!
Гриммджо ответил многозначительным посапыванием. Ичиго решил последовать его примеру и скоро уснул.
Наутро, как обычно, Секста дождался, пока подросток проснется, и исчез, тихо и незаметно. День пошел своим чередом.
Гриммджо не находил себе места. Все валилось из рук. Вокруг все начинало бесить. Даже в парке он не мог сидеть спокойно, расхаживал туда-сюда, пиная все, что попадалось под ноги. Ворох опавшей листвы, палки, камушки. Но не мог успокоиться. То, что Ичиго его до сих пор побаивается, угнетало Сексту. Он не мог понять, в чем дело. « Я же не набрасываюсь на него, веду себя прилично, даже руки не распускаю. Не ругаюсь, когда он рядом, не злюсь, стараюсь держать себя в руках. Да и как ту позлишься, когда мелкий нервно вздрагивает от любого резкого движения. И ведь не поймешь этого подростка! Он не протестует, когда я кладу ему руку на живот, когда ложусь рядом на кровать. А стоит на него посмотреть не так, когда он голый валяется на кровати, бери – не хочу, так все! Глаза, как у загнанного зверя, как будто я вот прям сию же минуту его трахнуть хочу. Нет, ну, хочу, конечно. Но не сию минуту, а в общем, в перспективе, так сказать. Обидно. Ведь все делаю, чего еще ему надо?» Осознание того, что он размышляет, как парень, которому не дает девушка, привело его практически в бешенство. Тихий бунт продолжался несколько минут, пока Секста выплескивал накопившиеся переживания. Но отрицать то, что у них с Ичиго какое-никакое, но подобие отношений, было глупо. А глупым он себя никогда не считал.
Его размышления были прерваны негромким мяуканьем где-то наверху. Подняв голову, он увидел черного котенка, совсем еще крошку, на дереве. Как такой малыш смог забраться по стволу, непонятно. Киска судорожно изо всех сил вцепилась в ветку и звала на помощь, тоненько мявкая. Гриммджо поморщился. И это называется, кошка.
- Че ты орешь, животное! – Секста подошел поближе, намереваясь высказать незадачливому котенку все, что он думает о представителях рода кошачьих, позорящих свое славное имя. – Кошки на лапы приземляются, так что отцепись и прыгай вниз.
Бедный котенок не ожидал, что на него обратит внимание сам Секста Эспада, поэтому продолжал дрожать и неистово мяукать.
- Ты – позорище! Долго еще собираешься там висеть? – Гриммджо сверлил черный комочек шерсти злобным взглядом. – Прыгай, тебе говорят!
Котенок жалобно мяукнул и посмотрел на Эспаду. Арранкар вздохнул.
- Ладно, прыгай, а я тебя поймаю, недоразумение ты эдакое.
Последовал возражающий мявк. Котенок напрочь отказывался покидать насиженную ветку, видимо, аргументируя это боязнью высоты. По крайней мере, его протест Гриммджо расценил именно так.
- Ты – пятно на репутации любой уважающей себя кошки! - Секста продолжал втолковывать в маленькую голову кисы все премудрости взрослой кошачьей жизни, взбираясь вверх по дереву. С какой стати он это делает, он не до конца понимал. Но желание посмотреть в глаза этому пушистому негоднику, заставившего его карабкаться по стволу, было достаточным оправданием таких действий. Добравшись до ветки, Гриммджо выдохнул. Высоковато будет. И как такой кроха смог сюда забраться?
- Ну, все, шкет. Давай, иди сюда, жертва Вискаса. – Секста протянул к котенку руку, стараясь не потерять равновесия. Будь он в релизе, было бы сподручнее, но не хотелось привлекать внимание выбросом реяцу. Малыш упорно не хотел слушаться старших и не реагировал на призывания Гриммджо. – Я кому сказал, мелочь лохматая!
Поняв, что отдирать кису придется силой, Секста сделал шаг к жмущемуся черному комочку.
- Вот только если я отсюда грохнусь, я тебя на варежки пущу! – Эспада придирчиво осмотрел крохотное тельце. – Нет, тебя даже на варежки не хватит. Я тогда из тебя мочалку сделаю, или щетку для пыли.
С этими словами он наконец-то схватил котенка и, аккуратно отцепив крохотные лапки от дерева, взял на руки. Киса, видимо, не осознала, что в лице Сексты Эспады к ней пришло спасение, поэтому теперь вцепилась всем когтями и зубами в руку арранкара. Не ожидав такой подлянки, Гриммджо оступился и рухнул вниз. Кошки, конечно, приземляются на лапы. Но пока он был без релиза, это правило не действовало. Благо, под деревом была большая куча опавшей листвы, что смягчило падение. Секста отделался несколькими царапинами, большую часть из которых ему нанес котенок.
- Ну, все, малявка! Шуруй домой, или куда там тебе было надо.
Гриммджо отряхнулся и направился к выходу из парка. Котенок побежал рядом. Секста ускорил шаг. Котенок не отставал, хотя теперь ему приходилось нелегко. Размер его лапок и ног арранкара явно был несоизмерим. Секста гневно посмотрел на него и рявкнул:
- Я сказал, дуй домой! Нечего за мной ходить!
Киска лишь жалобно мяукнула и продолжила бежать за арранкаром. Мысленно Секста выругался. Еще не хватало ему быть нянькой для бракованного экземпляра. Хотя, киса был явно упрям. Как и Гриммджо. И характер имеется. Упорный, хотя такая кроха. Потерялся, наверное. Или на улицу выкинули, когда не нужен стал. Худенький такой, ребрышки прощупываются, хоть и не видно, потому что пушистый очень. Голодный.
- Ладно, можешь идти за мной. Но предупреждаю, веди себя хорошо, понял?
Зеленые глаза с вертикальными зрачками смотрели прямо, не моргая. Дальше Секста пошел тихим, размеренным шагом, чтобы котенок смог за ним поспевать. Но через несколько минут его все равно пришлось взять на руки, потому что переходить дорогу тот явно не умел. А потом отпускать присмиревшего кису было как-то жалко. Так они и шли, вдвоем. Гриммджо подумал, что в Уэко Мундо живому котенку делать нечего, поэтому решил отнести его к Куросаки. У него две младшие сестренки, вот пусть и забавляются с ним.
***
Весь день Ичиго был не в своей тарелке, думал о Гриммджо. Отвечал невпопад, был невнимательным, чуть не угодил под машину, когда переходил дорогу. Иноуэ была серьезно обеспокоена тем, что его так сильно волнует. Отшутившись, что не выспался, подросток решил пойти домой, и немного поразмышлять.
Карин бегала с мальчишками где-то на стадионе, а Юзу с отцом ушла за покупками. Дома было очень тихо, как раз обстановка для раздумий. Ичиго чувствовал себя немного неловко, потому что считал, что обидел Гриммджо вчера. Нечасто можно увидеть грустного и задумчивого арранкара. Парень вообще считал, что эти два понятия к Эспаде неприменимы. Но он уже не раз видел, как Гриммджо сидел, задумчиво разглядывая речную гладь, или наблюдал за голубями, слетавшимися в парк в надежде найти хлебные крошки. Хотя, тогда Ичиго усмехнулся про себя, подумав о гастрономическом интересе Сексты к птичкам. Так что насчет мыслительных способностей арранкара можно было не сомневаться. А вот насчет эмоций подросток не был так уверен. Точнее, он знал на собственной шкуре, что ненависть Гриммджо умел испытывать. Но этого было недостаточно. Парень задумался. Ведь ясно, что Секста пытается наладить с ним отношения, это он понял четко, просто не умеет арранкар этого делать. Хочет сделать что-то хорошее и приятное, а как – не знает. И что в такой ситуации делать ему, Ичиго? Все происходящее отдаленно, но все же напоминало отношения, не вражеские, что самое главное. А в отношениях подобного рода у подростка опыта не было. У Гриммджо, судя по всему, вообще опыта в каких-либо продолжительных невражеских отношениях не было. «Да мы просто идеальная пара», - усмехнулся Ичиго. – «Черт, что же делать? Неудобно получилось как-то. Может, извиниться? Хотя, если посудить, это он у меня прощения просить должен. Или, намекнуть ему, что, мол, не готов я еще, или что-то типа того… Ага, месяц назад, значит, сам к нему через весь город несся, а сейчас не готов. Но то было месяц назад, я и тогда не был готов… Так получилось… Черт, я размышляю, как сопливая девчонка!». Размышления плавно перешли на вопросы типа «интересно, а я ему нравлюсь?». Ичиго всерьез задумался. Он считал, что в отношениях основой всегда является симпатия. Когда два человека нравятся друг другу, они общаются, у них общие темы, общие занятия, интересы. Потом появляется привязанность, когда ты уже не представляешь себя без этого человека, тебе плохо без него, ты скучаешь, когда его долго нет рядом. Но тут все было по-другому. С Гриммджо у него не было общих интересов. По крайней мере, он о них не знал. Он вообще мало знал об арранкаре. Но без Сексты было неуютно. Как будто чего-то не хватало. Пару раз он не пришел ночью и Ичиго долго не мог заснуть, мучаясь от того, что не ощущает тепла Гриммджо рядом. Наутро он чувствовал себя жутко разбитым и невыспавшимся. Иногда, когда он ощущал присутствие его реяцу в городе днем, он шел к раскидистому дереву в глубине парка, чтобы увидеть, как Секста сидит, прислонившись спиной к стволу, и с отрешенны видом смотрит в голубое небо, на котором уже появились красные прожилки приближающегося заката. В такие моменты он чувствовал, что нужно поговорить с ним, выяснить, наконец, что происходит. Но не мог сказать ни слова. Он боялся, что арранкар поднимет его на смех и опять начнется то, что он уже с успехом забыл и считал просто плохим сном.
Размышления Ичиго были прерваны стуком в дверь. По реяцу было понятно, кто явился в такой неурочный час, но странно, что решил воспользоваться дверью. Подросток встал с дивана и открыл дверь. На пороге стоял немного сердитый и помятый Гриммджо, держа в руках маленького черного котенка.
- Мелкий, молоко в доме есть? – Не здороваясь, Секста отодвинул немного опешившего Ичиго в сторону и прошел в гостиную.
- Есть, - промямлил подросток, закрывая дверь. Час от часу не легче.
- Тогда держи, займись делом, - с этими словами Гриммджо сгрузил котенка на руки ошарашенному Ичиго. Киска тихо мявкнула и махнула хвостиком. Сам Секста с чувством выполненного долга разлегся на диване, растянувшись во весь рост, и запихнул за щеку сливочную конфету. Юзу всегда наполняла вазочку на тумбочке у дивана сладостями для гостей.
- Это твой? – Удивленно спросил парень.
- Нет, Куросаки, теперь твой! – Ехидно улыбнувшись, Секста отправил в рот вторую конфету.
Ичиго был в шоке. Гриммджо только что подарил ему котенка. По-другому это нельзя было назвать. Подросток ухмыльнулся. Интересно, а сам Гриммджо понял, что он сделал? Или нет? И если нет, то Ичиго бы очень хотел посмотреть на выражение его лица, когда он это осознает. Другие варианты, например, что Гриммджо скрывает незаконнорожденных детей Йоруйчи, пришедшие ему в голову, права на жизнь не имели. Тем более что парень не знал, является ли Йоруйчи в образе кота женщиной, и если да, то почему у нее мужской голос. Отогнав эти мысли, парень вернулся к реальности, копошащейся у него на руках и иногда что-то требовательно мяукавшей.
- Это подарок? – Подросток был просто сама невинность. Мальчик-одуванчик. Ичиго часто слышал от девчонок, что такой образ помогает в общении с парнями. Сам он так не считал, но попробовать стоило.
Секста чертыхнулся. Про себя, естественно. «Так и знал, что он так все воспримет. Надо было сестрам его в комнату подкинуть и все». – Гриммджо хоть и понял, что его раскрыли, но сдаваться не собирался, поэтому он напялил самое презрительное выражение лица, немного убавил шкалу «выразительность», чтобы мелкий не обиделся, а то мало ли, и посмотрел на подростка, стоявшего рядом с диваном, прижимающего к себе маленький черный комочек.
- Куросаки, ты в зеркало смотрелся?
У Ичиго вытянулось лицо. Он ожидал какой угодно реакции, но не такого странного вопроса.
- Да, - неуверенно протянул он, ожидая подвоха.
- Разве ты в отражении видел девушку атлетического телосложения с шикарными, черными как смоль волосами и большими… зелеными глазами?
- Нет, - Ичиго уже откровенно не понимал, к чему клонит Гриммджо.
- Тогда на кой черт я должен тебе подарки дарить, м? Это – добыча! Вот и иди на кухню, разбирайся, что с ней делать!
Парень улыбнулся. Секста в своем репертуаре. Если что-то случилось, то нужно сделать вид, что этого не было и все отрицать. Но так даже лучше, чем сопливые признания. Ведь и так понятно, что он хотел сказать, и почему он так сделал. Ичиго последовал совету и направился на кухню, где налил котенку полное блюдечко молока. Подождав, пока малыш насытится, он снова взял его на руки и принес в гостиную. Усадив котенка на ковре перед телевизором, Ичиго сбегал в комнату сестер и достал коробку со всякой бумажной всячиной. Потом вынул из швейной шкатулки ножницы и катушку с нитками. Спустившись обратно, он удобно устроился на ковре, прямо рядом с диваном, и начал мастерить для котенка шуршавчик. В коробке его сестры держали цветную бумагу, фольгу, фантики от конфет и прочие девчачьи нужности. Ичиго сам часто подкладывал туда красивые обертки, разноцветные наклейки и другие мелочи, потому что Юзу всегда мастерила что-то, у нее хорошо получалось. А вот у Карин с рукоделием было туго. Она не могла долго сидеть на одном месте и что-то делать. Но она старалась, помогая сестренке, хотя и не любила «женские занятия».
Сложив небольшой лист бумаги гармошкой, Ичиго добавил немного фольги, чтобы лучше шуршало, и перемотал посередине, сделав что-то наподобие бабочки. Котенок с интересом сидел и наблюдал за процессом, иногда шалил, утягивая кусочек бумаги, но больше ходил и принюхивался к странным объектам на полу.
Завершив свой небольшой труд, подросток подергал бабочкой перед носом котенка, который тут же вцепился в нее своими крохотными коготками и потянул ко рту. Подключив задние лапы, он начал терзать бумажную добычу. Парень улыбнулся. Высвободив игрушку из захвата, он водил ею по ковру, дергая за ниточку, заставляя котенка бегать за шуршащей бабочкой, иногда давая ему схватить ее.
Гриммджо наблюдал за происходящим не отрываясь. Он чувствовал, что что-то изменилось в Ичиго. Только не мог понять, что.
- И как ты его назовешь? – Гриммджо лениво потянулся на диване, свесив руку вниз, чтобы потрепать кису по загривку. Котенок выгнул спинку, намекая, что можно спуститься чуть ниже и почесать животик.
Подросток ухмыльнулся.
- Это она.
- Да какая разница. Как назовешь, спрашиваю?
Глаза Ичиго сверкнули золотым огоньком. Подхватив котенка, он тут же опустил его на грудь Сексты.
- Пантера, - улыбнулся он.
У Гриммджо брови поползли вверх. Он уже был готов высказать этому нахалу все, что он о них обоих думает, вкупе с котенком, как Ичиго крикнул:
- Разорви его в клочья, Пантера!
Котенок слегка пригнулся от такого взрыва эмоций, насторожено шевеля ушками с маленькими кисточками. Смотря, как подросток заходится смехом, глядя на ошарашенного арранкара и испуганного котенка, восседающего на нем, Гриммджо был уже готов сказать что-то типа «психбольница – твой дом родной», но осекся. Ичиго смеялся. Искренне и открыто. В первый раз за столько времени. Глаза светились маленькими лучиками, в золотистой радужке плясали чертики. Вот то, чего ждал Секста так долго. Парень рад, он улыбается. Черт возьми, он улыбается! Ради этого можно немного потерпеть и запихнуть своих тараканов подальше в голову. Но давать подросту веселиться просто так Гриммджо не собирался. Ссадив котенка на диван, он ухмыльнулся:
- Ты сам сказал, теперь не отпирайся!
С этими словами он набросился на не успевшего вовремя отскочить парня и принялся его щекотать, забравшись руками под футболку. Ичиго извивался, как уж на сковородке, не оставаясь в долгу и ударил арранкара по голове подушкой, упавшей с дивана.
- Значит, бой на подушках? Ну, все, мелкий, пощады не жди!
Полчаса скакания по гостиной с подушками наперевес превратили когда-то убранную комнату в настоящее поле боя, с перевернутыми креслами и рассыпанными по полу конфетами. Котенок сидел на диване и деловито умывался, то и дело поглядывая на сумасшедших парней, носящихся туда-сюда со смехом и визгами. В какой-то момент, когда уже все подушки были разорваны и превратились в груды пуха, покрывая все свободное пространство белыми пушистыми облачками, они оба рухнули на пол, уставшие и взмокшие. Ичиго не сразу осознал, что они лежат в обнимку, очень близко. Что он уткнулся носом в грудь Гриммджо, что ему совершенно не хочется сейчас просить его убрать руки, которые прижимают к такому горячему сейчас телу арранкара. Секста тоже не сразу понял, что щекочущие ощущения на шее, это от рыжей копны волос. Сначала он подумал, что подросток попытается побыстрее выбраться из его объятий, но хитрые карие глаза, выглядывающие из-под рыжей челки, говорили об обратном. Его маленькое солнышко наконец-то было с ним, рядом. Так близко, что Гриммджо слышал учащенный ритм его сердца, чувствовал его запах.
- Надеюсь, теперь ты понимаешь, что мне придется тебя убить, чтобы ты никому не рассказал?
Ичиго ехидно улыбнулся. Знамо дело, было у кого научиться. Гриммджо потрепал его по волосам и прижал сильнее. Было так тепло и спокойно, все вокруг остановилось, существовала только эта комната и только они вдвоем, лежащие в обнимку на запорошенном белым пухом ковре. Ну, и котенок. Куда же без него. Черный пушистый комочек виг приметил разлегшихся на ковре парней и вскарабкался на плечо Сексты, удобно устраиваясь.
- Пантера, значит. – Он почесал котенка за ушком. Ичиго улыбнулся, поудобнее улегшись в объятиях арранкара.
Все казалось таким правильным и естественным. Валяться на полу рядом с Гриммджо было так приятно и уютно, не хотелось думать о том, что скоро придет отец с сестрами и придется как-то объяснять беспорядок и появление нового жильца – котенка. Он посильнее прижался к Гриммджо, прикрыв глаза, наслаждаясь теплом чужого тела. Сильные руки обвили его, обнимая. Дыхание арранкара шевелило волосы на макушке, от этого было немного щекотно. Ичиго практически дремал, так ему было хорошо. Гриммджо вдохнул запах подростка, зарывшись носом в лохматую шевелюру, и проговорил, тихо, как будто надеялся, что тот его не услышит, хотя прекрасно знал, что будет наоборот:
- Теперь я тебя никому не отдам, слышишь? Ты мой, Ичиго.
Ичиго улыбнулся. Он не возражал, пока все идет так, как идет. Пока рядом с ним не машина для убийства, движимая инстинктом и запахом крови и боли, а нормальный, адекватный и такой домашний Гриммджо.

@темы: Ичиго, Гриммджоу, фанфикшн

---

Анимации Бличевские)))

[Pyro Flames]

В общм, моя подруга сделала бличевские анимации, но так как у неё интернета нету, выкладываю я)))

Всех с Новым Годом)))

Фух, всё)))

Вопрос: Спасибо?

1. Спасибо)		21	(100%)
Всего:		21

@темы: анимации

---

Солнце

[Amaltiirtare-the-Witch]

Название: Солнце
Автор: Amaltiirtare-the-witch
Бета: Amaltiirtare-the-witch
Фандом: Bleach
Персонажи: Гриммджо/Ичиго
Рейтинг: PG
Размер: мини
Статус: Закончен
Предупреждение: не споткнитесь о лежащий на пороге ООС
Художественное оформление:  Crazy_werewolf
Дисклеймер: Моя трава, персонажи нет, а так хотелось бы....
От автора: писалось под давлением плохой дождливой погоды, внезапно начавшейся сессии, депрессии и еще черт знает чего

Никогда еще дорога от школы домой не была такой долгой.
Мелкий моросящий дождик неприятно холодил кожу, стекал с рыжих волос, забирался за воротник формы, которая тут же намокала и прилипала к спине. Небо быстро меняло цвет от унылого светло-серого оттенка до глубокого графитового, вечернего. Парк опустел, дети разбежались по домам, потому как вместе с темнотой приходил холод. Холод осенней ночи.
Он чувствовал этот холод всем своим существом, но не хотел согреться. Он не спешил домой, стараясь оттянуть как можно дальше тот самый момент, когда он переступит порог своей уютной прихожей. Тогда, на звук открывшейся двери из кухни выглянет Юзу и улыбаясь спросит, как дела. И нужно будет натянуть счастливую и беззаботную улыбку и сказать, что все хорошо. Отец, как всегда, выпрыгнет из ниоткуда как черт из табакерки и отвесит любимому сыну парочку тумаков за то, что опоздал к ужину. Придется дать ему сдачи, чтобы он не заподозрил, как сейчас хреново на душе, как хочется просто лечь и не двигаться.
Но даже самая длинная дорога, в обход за несколько кварталов, в конце концов, привела его под дверь дома. Занавес.
Поздоровавшись с сестрами и папой, Ичиго поднялся в свою комнату, переоделся и рухнул на кровать. Сил двигаться не было. Он никогда бы не подумал, что строить из себя счастливого и довольного жизнью человека так сложно. Даже улыбка давалась ему с трудом.
Это была не банальная физическая усталость. Его выносливости может позавидовать даже танк. Но в последнее время он все чаще замечает, что ему чего-то не хватает. Чего-то очень важного, жизненно-необходимого. Как будто у него что-то отняли, что-то ценное и нужное. Но он не мог понять, что. Парень не спал ночами, уставившись в идеально белый потолок, копаясь в себе, пытаясь найти причину такой сильной апатии. Но тщетно.
Ичиго не мог понять, почему все вокруг перестало вызывать какие-либо эмоции. У него замечательная семья, отличные друзья. В городе все относительно спокойно, уже не приходится так часто срываться с места и бежать по очередному вызову. У него теперь куча времени, чтобы проводить его с теми, кто ему дорог. Но вместо этого, как только он видел веселые лица Иноуэ, Рукии, фирменный оскал Ренджи, невозмутимого Чада и спокойного Исиду, у него возникало сильное желание уйти от них куда-нибудь подальше. Потому что они были счастливы, смеялись и шутили, подкалывали друг друга, радовались жизни. А он не мог. Внутри все сжималось, отчего становилось очень пусто на душе. Пусто и холодно. Ичиго чувствовал себя лишним рядом с ними. Несмотря на то, что они были его лучшими друзьями.
Вздохнув, он посмотрел в окно. Стало совсем темно, зажглись фонари. С улицы тянуло запахом опавшей листвы и намокшей травы. Раньше ему нравился этот запах. Запах осени.
Стрелка часов мерно перешагнула на одно деление, отмерив еще один прожитый Ичиго час. С их последней встречи прошло уже два дня. Грудь сдавили ледяные тиски. Его терпения никогда не хватало больше, чем на три дня, значит, скоро появится. Он ждал. Не потому что очень хотел увидеть того, кто считался его врагом. Он хотел, чтобы сегодня все закончилось как можно быстрее. Клонило в сон.
Где-то далеко, на окраине города вспыхнул синий огонек чьей-то сильной реяцу. Ичиго закрыл глаза. Он знал этот поток энергии, знал, кому он принадлежит. Знал, что если он не бросится сейчас туда, где вспыхнуло пламя чужой силы, то ее обладатель очень скоро потеряет терпение и сам придет к нему. Подросток задумался. Это началось всего месяц назад. Айзен был повержен, но и Готей-13 был слишком истощен войной. Поэтому было заключено что-то вроде пакта о ненападении. Оставшиеся арранкары согласились, так как это даровало им жизнь. Охотится они могли и на мелких Пустых и адьюкасов, не трогая души людей и шинигами. Но без лидера, державшего все нити власти, они очень быстро перегрызлись и разбились на мелкие группки, у каждой был собственный вожак и своя территория. Теперь Уэко Мундо трясло от частых междоусобиц. И конечно, виновником всего этого был избран он, шестнадцатилетний подросток, временный шинигами Куросаки Ичиго.
Именно избран. И именно им. Потому что посмел победить Короля, а потом еще и защитить Его Величество от других представителей Эспады, желавших побыстрее расправиться с чересчур вспыльчивым, нахальным и своенравным Секстой. После этого, в течение месяца с интервалами в два-три дня он чувствовал присутствие его реяцу в городе.
Ичиго не ошибся. Через пятнадцать минут огонек энергии начал двигаться, направляясь в его сторону. Секста был очень недоволен, судя по рваным волнам, исходившим от него. Видимо, в Уэко Мундо арранкарская шпана доставляла много хлопот, не желая подчиняться бывшей Эспаде, предпочитая существовать самостоятельно. Да и в «команде» Гриммджо было не так все радужно. Приходилось постоянно доказывать свое право лидера в его маленьком мирке, раздираемом на части мелкими стычками и интригами.
Тяжелое тело приземлилось на кровать. Мелкие брызги воды разлетелись по комнате, когда Секста пытался стряхнуть с волос капли дождя. Колючий взгляд чувствовался кожей, Ичиго даже не надо было открывать глаза, чтобы увидеть рассерженного парня.
- Чертова погода! – Проворчал Гриммджо, убирая прилипшие ко лбу влажные прядки. – Слыш, ублюдок! Какого хрена я за тобой бегать должен?! Совсем страх потерял, шинигами недоделанный.
Ичиго уже привык к таким оскорблениям, перестал обращать на них внимание уже давно. Его реакция была на руку только Гриммджо, поэтому он предпочитал отмалчиваться, не вступая с ним в словесную перепалку.
- У меня сегодня настроение ни к черту, так что давай сразу без прелюдий.
«Прелюдиями» арранкар называл драку. В последние несколько раз они опускали этот процесс, переходя сразу ко второй части, банально называемой сексом. Это было как какое-то помешательство. В бешенстве Гриммджо валил его на землю, вырывая меч, осыпая ругательствами, и брал его, грубо, жестко, с ненавистью глядя в карие глаза, смотрящие в ответ со злобой, что окончательно срывало тормоза разъяренному арранкару. В первый раз Ичиго был готов возненавидеть его за такое унижение, но не получилось. Видимо, это не было заложено в его природе. Потом чувство злобы окончательно улетучилось, оставив на своем месте темную пустоту.
- Как же меня все достало!– Гриммджо склонился над смирно лежащим парнем и принялся вылизывать его шею. Это было единственной лаской, которую получал Ичиго. На большее Сексты не хватало, подготовка никогда не занимала больше минуты. А поцелуи он видимо считал слишком щедрым подарком, которого Ичиго не достоин. - Арранкарское отребье, ненавижу! Только путаются под ногами, крутых из себя строят. Ушлепки дырявые.
От этих слов пустота в душе начала покрываться коркой льда, царапая душу, раня сердце острыми холодными иголками, разрывая изнутри.
Две недели назад Ичиго понял, что причиной такой сильной ненависти был даже не он сам. Гриммджо давно перестал говорить «Я ненавижу тебя, Куросаки Ичиго!», не обещал убить при первой же возможности. Он просто выплескивал весь негатив, связанный с потерей Хогиоку, убийством Айзена и воцарившейся анархией в Уэко Мундо, на парня. Хотя, чего Ичиго, собственно ожидал. Арранкарами движет инстинкт. У Гриммджо самым сильным был инстинкт, заставляющий его постоянно искать стычек с сильными врагами. И инстинкт, которого еще никто не отменял, ввиду непреложных законов физиологии. Подраться и потрахаться, желательно и то, и другое. Секста решил, что раз Ичиго хороший соперник в драке, то зачем далеко ходить и искать кого-то для удовлетворения другой потребности. Вполне логично.
Из чувства изощренного мазохизма, не иначе, парень вскоре перестал сопротивляться столь сильному напору. Где-то в глубине души подросток надеялся, что их отношения, таким образом, рано или поздно перейдут на другую ступень. Он ждал этих заветных слов, «я ненавижу тебя», произнесенных хриплым от возбуждения голосом, как утопающий пытался уцепиться за спасительный жестокий блеск в синих глазах. Но раз за разом понимал, что для Гриммджо это своего рода терапия, снятие стресса. И ничего больше.
Устало приоткрыв глаза, Ичиго посмотрел на сидящего рядом арранкара. Вид у него был злой и голодный. Не подающая признаков жизни добыча не устраивала хищника, он привык, что при первых же прикосновениях парень начинал брыкаться, пытаясь вырваться из его рук, глаза меняли теплый каштановый оттенок на темный, искрящийся всполохами золотого огня злобы. Но сейчас все было по-другому. Ощущение, что что-то не так не покидало Гриммджо с того самого момента, когда он шагнул из черной пасти Гарганты в пропахший сыростью городок. Какое-то странное ощущение потери не оставляло его и сейчас, когда он смотрел на лежащего на кровати парня.
Встряхнув голубыми волосами, как бы отгоняя так некстати навалившиеся размышления, Гриммджо решил продолжить начатое. Ему и так хватало проблем, а копаться в себе и выяснять, чего же ему так не хватает, он не хотел. По крайней мере, сейчас. Переполнявшая его злоба требовала выхода, царапалась изнутри, как запертый в клетку зверь.
- Ты чего как бревно лежишь, паршивец?!
Он ожидал какой угодно реакции. Удара в челюсть, в пах коленом, матерного потока, но только не усталых карих глаз, смотрящих как-то отрешенно, обессилено. От этого взгляда становилось как-то не по себе, настолько безразлично сейчас смотрел на него подросток. От того, что произошло потом, у арранкара чуть было не начался нервный тик.
Присев, Ичиго стянул с себя футболку, зябко поежившись от легкого холодного ветерка, трепавшего легкие занавески на окне, немного приподнял бедра, снимая брюки с бельем. Раздевшись, он раздвинул ноги, вытягивая их по бокам Гриммджо, так, что он оказался сидящим между чуть согнутых коленей. Откинувшись на подушку, подросток тихо, но очень твердо и спокойно произнес:
- Бери то, за чем пришел и уходи.
И отвернулся, положив голову на бок.
Гриммджо моргнул. Потом еще раз. Картина не менялась. Все происходящее было настолько неестественно и неправильно, что он чуть было не впал в ступор. Потом нашелся и рявкнул:
- Что за шутки, Куросаки?! Жить надоело, ублюдок мелкий?!
Он сказал это только для того, чтобы не молчать. Чтобы хоть что-то сказать и не выдать своей растерянности. Чувство беспокойства все четче оформлялось, крепло, мысли бешено носились в голове. Все насущные проблемы, все неурядицы связанные с попытками Эспады восстановить жалкое подобие централизованной власти в Уэко Мундо, все эти «придворные» интриги, в которых привыкший все проблемы решать мечом арранкар ничего не смыслил, отошли на задний план. Сейчас его волновало почему этот сгусток энергии, заводящийся с полуоборота, стоит только брякнуть какую-нибудь гадость, выглядел таким потерянным и надломленным. То, с каким равнодушием он отдавался на милость своему врагу, пугала.
Карие глаза встретились с темно-голубыми.
- Я что, выгляжу очень радостным и счастливым?! Ты думаешь, что мне сейчас очень весело?! – К горлу подкатывал ком. Сегодня можно не сдерживаться. Будь, что будет, но дальше он так не может. По щекам побежали соленые дорожки слез. – Мать твою, что тебе еще от меня надо?! Пришел трахать – трахай, только в душу не лезь! Сделай уже это и вали туда, откуда вылез, придурок!
Гриммджо оторопел. Парень лежал, мелко содрогаясь всем телом, сдавленно дышал, накрыв ладонью губы, не давая рыданиям вырваться наружу. Что случилось? Секста ощутил странное гадкое скребущее чувство. Раньше с ним такого не было. Он вообще мало прислушивался к своим чувствам, полагаясь только на инстинкты. Но сейчас, глядя на Ичиго, у него внутри как будто вырос кактус. Тысячи мелких иголок-укоров впились в него, давая ростки другому чувству, которое крепло с каждой секундой, все увереннее поднимая голову.
Джаггерджак погладил сильные ноги парня и, аккуратно взяв под коленки, сдвинул, укладывая его ровно на кровати. Взяв скинутое на пол покрывало, он прикрыл его до пояса. Ичиго все еще тихо всхлипывал, не обращая внимания на то, что сейчас делает Гриммджо.
Арранкар каким-то шестым чувством понимал, что нужно что-то сделать, как-то успокоить, что ли. Но не знал, как. Он не привык к проявлениям ласки, заботы и внимания. Он сам никогда такого не удостаивался, поэтому и не разбрасывался нежностью. Тем более, что он искренне надеялся, что нежность и сострадание он искоренил в себе уже давно, считая эти чувства проявлением слабости и отголосками человеческой натуры, которую старался свести к минимуму.
А сейчас он сидел, растерянный, не зная, как поступить. «Может, погладить его?» Неуверенно протянув руку к Ичиго, Гриммджо замер, так и не дотронувшись до рыжих растрепанных волос. Это было необъяснимо, но он как будто натолкнулся на ледяную стену, отделявшую его от подростка. Жгучий резкий холод впился в подушечки пальцев острыми шипами.
Отдернув руку, арранкар почувствовал, что еще немного, и он начнет паниковать. «Черт! Черт! Черт!» - ни одной путной мысли не приходило в голову. – «Стоп. Надо его обнять. Должно сработать». Гриммджо улегся на бок, удобно устроившись, и потянул Ичиго к себе. Парень не сопротивлялся. Обвив руками безвольно обмякшее, как тряпичная кукла, тело, арранкар принялся наблюдать за парнем, надеясь, что он сейчас встрепенется и даст ему в поддых. Но тусклые глаза смотрели все так же отрешенно, как бездушные стекляшки. Глупые серо-коричневые стекляшки, часто используемые как глаза для кукол.
Прижав парня к себе, Гриммджо ошарашено уставился в темноту комнаты. Он прислушивался к своим ощущениям, ставшим теперь как никогда острыми, и не верил. От Ичиго больше не исходило тепло. Нет, на ощупь кожа была нормальной температуры, как и положено. Не было того внутреннего огня, блики которого плясали маленькими чертиками в золотисто-медовых глазах, согревая всех окружающих. Этот внутренний жар был источником силы подростка, заставлял его идти вперед, сшибая все на своем пути, ради спасения близких ему людей, ради защиты его родного города, ради спасения мира. В сражении этот огонь перерастал в настоящий пожар, вырывавшийся наружу сильными неровными языками черного пламени реяцу. Он отдавал его без остатка всем, кто в нем нуждался. Поддерживал веру в своих друзьях, вел их вперед за собой, как сигнальный огонь. Даже во время битвы он отдавал противнику частичку этого тепла, не жалея себя, сражаясь до последнего. Сам Джаггерджак был когда-то привлечен этим пламенем, этим жаром, исходившем от рыжеволосого мальчишки. Когда-то он хотел растоптать этот огонь, погасить, вырвать его из груди шинигами, настолько сильна была ненависть к этому сметающему все пламени.
А теперь Гриммджо не чувствовал его, этот внутренний огонь. В глазах больше не плясали бесенята, водя хороводы по карамельной радужке. Ощущалась только пустота.
Чуть отодвинув от себя парнишку, арранкар продолжал всматриваться в его лицо, в надежде поймать хоть отголосок того пламени, хоть маленькую искорку. Безрезультатно.
Кто с ним это сделал? Что произошло?
Гриммджо подумал было, что что-то случилось с его семьей или с кем-то из друзей. Но если бы это было так, то парень сейчас бы не лежал, как мертвый, а с упорством танка спасал бы тех, кто ему дорог.
Понимание начало медленно просачиваться сквозь плотную пелену неизвестности. От осознания произошедшего у Гриммджо все внутри сжалось и неприятно зашевелилось, как будто в грудь вставили ледяную палку и медленно проворачивали.
Месяц назад, после первой их стычки со времени заключения мира, арранкар почувствовал прилив сил, как будто драка с сильным противником поднимала ему тонус. Так оно и было, но сейчас, когда сомнения или робость в принятии решений могут стоить жизни, это было особенно заметно. Каждый раз после «прогулки» в Генсей он с удвоенным рвением принимался восстанавливать порядок в мире, который считал по праву своим. Что-то поддерживало его все это время, не давая опустить руки, давая энергию его природному упорству и упрямству. Он сначала удивлялся, а потом перестал обращать внимание, считая, что так и должно быть.
И только сейчас, лежа в обнимку с Ичиго и глядя в его безжизненные, лишенные блеска глаза, он с ужасом понимал, что это он виноват в том, это эти глаза больше не горят ни от злобы, ни сверкают решимостью, ни испускают солнечных зайчиков, как было, когда подросток улыбался. Ичиго не умел скрывать свое пламя, прятать его от окружающих. Поэтому у него много друзей, по-настоящему верных и дорогих. И они платят ему тем же, отдавая свое тепло взамен того, что дарил он.
А Гриммджо ничего не дарил. Он только отнимал. Раз за разом, являясь в Генсей, он уходил оттуда с кусочком самого солнца, спрятанном в этом рыжеволосом мальчике. И этот осколок чужого, но настолько родного пламени и был источником тех самых сил, которые толкали его вперед. Арранкар не мог по-другому. Ему никто ничего не дарил просто так, поэтому и он умел только отнимать, так как в этом мире выживает сильнейший. Только сейчас он с ужасом осознавал, что если все время только брать, ничего не оставляя взамен, то скоро и брать-то будет нечего. И сейчас его личное солнышко, о которое он грелся все это время, погасло.
Даггерджак понимал, что все еще можно исправить. Еще можно вернуть задорный золотой блеск глазам Ичиго, еще не все потеряно. Но как? Он не может сейчас с ним остаться, чтобы парень проснулся утром и понял, что он все-таки ему нужен. Он должен идти, уже совсем скоро. От осознания собственной беспомощности в таком деле, Гриммджо разозлился. На себя, за то, что так расклеился из-за какого-то мальчишки, который по идее ему кровный враг, но который, как оказывается, ему ближе, чем все братья-сестры арранкары. Какого черта он должен ощущать все эти мерзкие чувства, которых он был лишен, будучи Пустым?! Он же не человек, так не должно быть, так неправильно.
Увлекшись самобичеванием, Гриммджо не заметил, что его реяцу стала вырываться закрученными спиралевидными потоками, выплескивая негатив наружу. От этого спящий рядом парень хмурился во сне, веки подрагивали. Ему снился кошмар, навеянный присутствием разозленного на самого себя арранкара. Джаггерджак выдохнул. Он справится. Он же Король. Он смог выжить в той мясорубке, которую затеял Айзен, пережил «гражданскую» войну в самом Уэко Мундо и эту проблему он решит. Хотя, признаться, он бы лучше выступил против всего Готея-13, чем решал задачи такого интимного характера. Но, если он хочет и дальше иметь свое личное солнце, то придется постараться. Поэтому, успокоившись, он легонько подул на чуть влажный лоб мальчишки, прогоняя кошмар, наблюдая, как складочка меж бровей разглаживается, дыхание выравнивается, и парень снова погружается в безмятежный сон.
Гриммджо невольно засмотрелся. Он никогда не видел Ичиго спящим. После секса, каким изматывающим бы он не был, арранкар всегда уходил. Он одевался и открывал Гарганту, шагая в темноту, даже не оглядываясь на оставшегося лежать парня. А возможно, это было важно. И возможно, сейчас не было бы этой ужасной ситуации, когда он в растерянности не находил себе места. А парнишка во сне выглядел совсем беззащитным, прижав руки к груди, мерно сопя. Такой красивый, и такой хрупкий.
Джаггерджак аккуратно встал, стараясь не разбудить Ичиго. Нужно было что-то придумать, что-то, что даст подростку понять, что он нужен, очень нужен. Только как?
Вариант с запиской отпадал. Гриммджо не умел складывать слова в красивые предложения, да и сам факт того, что он как последний школьник будет писать записку парню, в которой объяснит ему суть происходящего, казалась абсурдом. Да и не поверит Ичиго во внезапно нахлынувшую волну нежности. К тому же, если эту записку найдут его сестры, или не дай Бог, отец, то проблемы будут у обоих. Разборки с папашей, у которого был гипертрофированный материнский инстинкт, в его планы на ближайшее будущее не входили.
Как всегда, идея пришла неожиданно. Хмыкнув, Гриммджо принялся за поиски необходимого орудия. Сделать что-то очень хорошее ему не позволяла природная арранкарская вредность, а что-то очень плохое – невесть откуда взявшаяся совесть. Найдя компромисс, он принялся за исполнение своей задумки, представляя себе реакцию парня, когда тот проснется утром. С чувством выполненного долга, Гриммджо в последний раз взглянул на спящего подростка. Все-таки, он стоит таких усилий, его маленькое рыжее своенравное солнышко.
Проворно выпрыгнув в окно, арранкар открыл портал и исчез из начавшего уже просыпаться города.
***
Утро началось со звонка будильника. Ичиго потянулся в кровати, разгоняя кровь по телу. Еще один день. Еще один акт пьесы под названием «Счастливая и беззаботная жизнь Куросаки Ичиго». Протерев глаза, парень начал выкарабкиваться из-под теплого одеяла, не желавшего отпускать хозяина на волю. Кое-как справившись с взбунтовавшимся покрывалом, Ичиго направился в ванную. После вчерашнего всплеска эмоций болела голоса, глаза немного опухли. Нужно было привести себя в порядок, чтобы домашние не заметили предательской красноты под веками.
Повернув кран, он склонился над раковиной и уже набрал полные пригоршни прохладной воды, как уже проснувшийся мозг заметил оранжевое пятно на левой ладошке. Ичиго внимательнее рассмотрел руку. Пятнышко оказалось солнцем, нарисованным водостойким маркером. Красивое такое солнце, на всю ладошку, с легкими штрихами красного цвета, придававшее картинке объемность.
Подросток моргнул. Вчера рисунка не было, это точно. Откуда он взялся, Ичиго не знал. У его сестер вряд ли хватило бы наглости без стука зайти к нему в комнату и разукрасить спящего. Кон был в магазинчике Урахары, так что вариант с подлянкой от его «заместителя» отпадал.
Оставался, конечно, последний вариант. Но его Ичиго даже не рассматривал. Это просто нелепо. Этот скорее оставит ему на память прокушенное плечо, чем напряжет свое величественное воображение для такого поступка.
Так и не придя ни к какому выводу, Ичиго решил замаскировать непредвиденный бодиарт перчаткой, так кстати нашедшейся у него в завалах одежды.
Весь день в школе он раздумывал над этим рисунком. Солнышко было симпатичное, большое, яркое. Лучики нарисованы как маленькие язычки пламени, которые как бы обнимали ладошку. Маркеры, которыми, по всей видимости, было оно нарисовано, нашлись под кроватью. Совершивший сей странный поступок не придумал лучшего места для того, чтобы спрятать улики. Неясным оставалось одно. Кто это сделал?
Усмехнувшись, Ичиго решил при первом же удобном случае, предъявить рисунок главному подозреваемому. Почему-то он был твердо уверен, что Гриммджо вернется сегодня. Осталось дождаться вечера.
День пролетел незаметно, без происшествий. В первый раз за последние несколько недель Ичиго поймал себя на мысли, что спешит побыстрее прийти домой. После ужина подросток поднялся к себе, открыл окно, впуская свежий вечерний воздух, и уселся на кровать. О том, чтобы приняться за уроки не могло быть и речи. Желание поскорее узнать, что же стало причиной такого нестандартного поступка со стороны Сексты, не давало покоя, отгоняя все остальные мысли. Но время шло, а огонек знакомой реяцу все никак не хотел показываться.
Тревога все усиливалась, на душе становилось как-то погано. Чувство пустоты, которое только стало немного рассасываться сегодня днем, опять начало давить. Слезы сами собой навернулись на глаза. Не от обиды, не от злости. Очередная глупая надежда. Как будто арранкара, привыкшего только убивать, может тронуть чья-то боль. В одиннадцать подросток не выдержал и лег спать, закутавшись в одеяло.
Шелест еще не опавшей листвы за окном приятно убаюкивал. Вскоре на улице раздался шорох падающих с неба капель, начался сильный дождь. Под эту незамысловатую музыку, Ичиго погружался в сон.
Синяя вспышка зажглась совсем рядом, как будто в комнате взорвалась световая граната. Парень даже не успел вскочить, как почувствовал, как кровать знакомо прогибается под тяжестью чужого тела. Подросток замер. Арранкар не издавал недовольного рычания, его реяцу лилась спокойным потоком. В первый раз он ощущал, что у Гриммджо нормальное настроение. Он не бесился, не злился, а тихо, по-кошачьи аккуратно лег позади Ичиго. Подросток вздрогнул, когда сильная рука осторожно легла ему на талию. Против ожидания, Гриммджо не стал притягивать его к себе, а остался лежать на небольшом расстоянии.
Развернувшись к нему лицом, парень включил настольную лампу. От резко ударившего в глаза света зрачки в синих глазах напротив резко сузились, но взгляда арранкар не отвел, все так же спокойно глядя на Ичиго.
Ткнув ему в нос ладонью с нарисованным солнцем, подросток состроил грозную мину и спросил:
- Твоих лап дело?
- Куросаки, ты чего? Чем тебя уже по голове приложили? - Ухмыльнулся Гриммджо.
Глядя в нахальные, блестящие от отражавшегося в них света лампы лазурные глаза, рыжий почувствовал, как по телу пробежался легкий холодок, сменившийся приливом тепла. Быстро выключив ночник и отвернувшись от Гриммджо, чтобы тот не заметил, как у него покраснели щеки, он пробурчал:
- Если вздумаешь меня ночью под хохлому раскрасить, утром голову оторву.
Рука вернулась на нагретое место, чуть ущипнув за упругий живот через одеяло. Ичиго не видел лица арранкара, но затылком чуял, что эта синеволосая бестия сейчас улыбается, довольно скалится в темноту. От этого на душе стало теплее, лед чуть-чуть отступил, проиграв долгожданной нежности, зажегшей маленькую искорку где-то глубоко внутри.

@темы: Ичиго, Гриммджоу, фанфикшн, R

---

[Murury]

Фандом: Блич
Название: Завтра
Автор: Murury
Пейринг: Урахара/Хирако
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст, много ангстаXD
Саммари: Ничего не вернётся на круги своя. Никогда. Но так уж ли это плохо?..
Предупреждения: возможный ООС, обоснуй - инвалид энной степени. И общая странность, о да.
От автора: Посвящается заказавшей это iris M, которая хотела Урахара/Хирако в любом формате)


У Урахары, оказывается, был магазин. Только вот кому и что он продавал... раньше, он явно не собирался распостраняться.
Первые гигаи - это подарок от того самого магазина. Да-да, Урахара так и заявил, глядя опухшими и красными глазами, вертя в руках чёрт знает откуда взявшийся измочаленный веер и улыбаясь. Ещё была панамка. Зелёная. С измятым и грязным, но всё ещё капитанским хаори она смотрелась довольно забавно.
"Вайзарды" - чёрт знает, на что похоже. Они все теперь чёрте на кого похожи. И маска теперь, что с ней ни делай, обнаруживается каждый раз под вычурной иностранной рубахой - гайдзинская одежда, кстати, оказалась куда удобнее, чем набившая за пару столетий оскомину форма Готей.
Нельзя было уже ничего сделать: пути назад не было - и вперёд тоже.
"Пробьёмся" - Йоруичи говорила одновременно искренне и фальшиво, как умела только она.
"Представьте, - продолжал Урахара, - что у Вас отпуск, Хирако-сан"
Имя варьировалось.

Он ел это странное нечто, которое называл "мороженое", щурился на солнце и выглядел абсолютно довольным жизнью.
Хирако хорошо помнил его измождённый и облегчённый взгляд сутки назад, когда первой после него глаза - нормальные, голубые, человеческие глаза - открыла Лиза.
Видел, как потом у Киске тряслись руки от напряжения и недосыпа, слышал, как об край его чашки звонко стукнули зубы, когда он пил чай - будто Урахара по растерянности от чашки откусить решил.
И ещё была картинка. Почему-то образ беззаботного, вечно весёлого человека, казалось бы, раз и навсегда клеймом врезавшийся в сознание, треснул о швам именно тогда. Не раньше. Все спали, а Хирако нет. И Урахара нет. Он сидел, запустив руки в волосы, он горбился, он шептал что-то болезненное и неразборчивое. Почти злое. Он смотрел в стену застывшим, заспиртовано-неподвижным взглядом.
Сейчас он ел мороженное и улыбался.
Хирако старался не злиться. Очень. Старался.
Всё-таки, с недавних пор он терпеть не мог, когда врут.

- ...Ну, я, знаете ли, не особенно расстраиваюсь по этому поводу. Главное, - он улыбнулся и шутовски развёл руками, - что все живы. Всё вернётся на круги своя, - Киске на мгновение отвёл взгляд в сторону.
- Да врёшь ты всё. - Хирако произнёс это без обвинения и раздражения, так, как произносят нечто непреложное и давно всем известное. По крайней мере - ему, Хирако известное. - И, чёрт возьми, я не смертельно больной, чтоб ты со мне про это втирал.
Урахара молчал, улыбаясь чуть более напряжённо, немного резче дёргая веером. Всего один раз. Шинджи мог и не заметить, если бы не наблюдал специально.
- На круги своя, блин. - он чувствовал, что его понесло, но остановиться не хотелось и не получалось. - В моей башке прописался чёртов блядский бледный псих - всё вернётся на круги своя. - Хирако говорил всё громче и громче. - Мой зампакто шлёт меня на хрен, и прикинь, всё вернётся на круги своя. - он поднялся на ноги, сжимая кулаки. - Меня, блин, весь мой отряд теперь чудищем козлоголовым считает, заправляет моим отрядом этот сучий выродок, но всё... Ты, мать твою, слышишь что говоришь, а?!
И потом Хирако поймал взгляд, держа его за грудки. Отчаянно и придурочно надеющийся, дурацкий и совсем не по-Урахаровски больной взгляд. Стало стыдно, горько и противно от них обоих.
- Да пошёл ты, Киске. - сказал Хирако.
Тот помолчал. Потом, глядя на укладывающегося Шинджи, зачем-то произнёс:
- Спите, Хирако-сан. Вы устали. - развернулся, сделал пару шагов к сёдзи - потом немного отодвинул створки, оборачиваясь - Мы все устали.
И ушёл, унося с собой тёплый, медово-жёлтый светильник. И нет, Хирако не наблюдал, как искажённый подсвеченный силуэт удаляется дальше и дальше.
Доски пола как будто даже чувствовались сквозь футон, врезаясь в спину кучей углов. Ещё - одуряюще пахло древесиной и свежим постельным бельём. Слишком сильно и слишком стерильно.
Было холодновато. Хирако натянул одеяло повыше.

- Отстриги. - Хирако почти приказал, требовательно уставившись в глаза и протянув ножницы.
Старые, заржавленные и огромные железные ножницы, у которых едва сходились лезвия. Из-за ржавчины отсвет свечи на их поверхности казался красноватым.
Урахара не улыбался. Он серьёзно и спокойно смотрел из-под панамы. Та его рука, что держала веер, странно замерла, будто в кино остановили кадр. Жаль, - подумал тогда Шинджи, - что не изобрели цветное кино. Хотя вряд ли оно могло бы точно передать это - тёплый, ощутимо, по-настоящему тёплый светильник - и Урахара. Настоящий, серьёзный и спокойный человек по имени Урахара, у которого в пальцах замер веер. Такой же бумажный, как и его обычная беззаботность. Ещё Киске был... тёплый?..
Фигня.
- Уверены? - спросил он, откладывая веер и беря ножницы в руку.
- Ага. - Хирако фыркнул, показывая зубы. На его лице на мгновение появилась неприятная, кривоватая гримаса - появилась и пропала. - Быстрее только.
Урахара поднялся с пола, качнув головой. Улыбнулся, шутовски поклонился, став на миг похожим на знакомого, "дневного" Урахару Киске.
- Располагайтесь, Хирако-сан. Я сейчас вернусь.
И ушёл куда-то вглубь дома, бесшумно - будто не имел веса, как только что умерший человек.
Шинджи уселся прямо на пол, скрестив ноги и опершись локтями о колени. Доски были холодными и гладкими на ощупь, тёплыми и лакироваными - на вид. По плотным бумажным стенам бродили тени - хотя им как будто бы и неоткуда было браться.
Иногда Хирако вспоминал, что такие же тени когда-то бродили по стенам хижины, где он жил. Тогда он ещё был чурающимся всех подростком, диким, с привычкой скалить зубы. Тогда у него ещё была немолодая и грустная женщина, которую он звал матерью. Тогда...
- А снимите-ка Вы рубашку, Хирако-сан. Не то намочим.
Шинджи вздрогнул, обернувшись. Урахара как раз ставил на пол здоровый железный таз, отозвавшийся плеском и низким гулом, будто ударили в прохудившийся гонг. Пахло... водой. И горячим паром, если только у него бывает запах. Хирако вопросительно кивнул на таз, поднимаясь на ноги.
- Это нафига? - поинтересовался он.
Урахара пожал плечами, сделал приглашающий жест рукой:
- Надо сначала вымыть голову, неужели не знаете?
Хирако скривился. Не хотелось ничего - ни мыться, ни спорить - хотелось отстричь чёртовы блядские волосы и завалиться спать. Урахара провёл по воде ладонью, будто колдуя - и Хирако послушно стал расстёгивать рубашку. На третьей пуговице ему надоело - и та, стянутая через голову, шлёпнулась на пол полосатым бесформенным комом.
- Идите сюда. Я не кусаюсь. - последнее прозвучало уже почти ехидно.
Хирако сделал шаг - огонёк в светильнике колыхнулся, тени заплясали на стенах и на Урахаре, неуловимо, странно меняя черты его лица. Шинджи опускается на колени, наклоняется над тазом, упираясь ладонями в пол - его поза не то молитвенная, не то пошлая. А может, просто удобная для того, чтобы вымыть голову.
У Урахары горячие руки - он осторожно собирает тяжёлые пряди, укладывает в воду - на коже плеч и шеи как будто остаются следы. Такие, что не смоешь.
- Блин, Киске.
- Да-да, Хирако-сан? - ладонь нажимает на затылок, заставляя затёкшие локти напрячься ещё больше.
Хирако вдыхает горький запах мыла, горячий - пара, и проклинает руки, которые от напряжения скоро мелко задрожат и дерево досок под пальцами, которое царапает и пытаться засадить под кожу ядовитую занозу. Шинджи чувствует, как Урахара елозит руками по его волосам, едва не стирает их, будто тряпку. Чувствует, как тот запускает пальцы между прядей ближе к голове, почти массируя кожу, потом он опять нажимает на плечи, заставляя опуститься ниже, льёт воду горстями на затылок.
От запаха мыла начинает чесаться нос, а перед закрытыми глазами плывут смутно-противные, бесформенные багровые фигуры. Хирако чувствует, как упирается лбом в жестяное дно, слышит голос гонга и чувствует, что голова у него так же звеняще пуста, как его нутро.
А потом волосы резко собирают на затылке, тянут - и отпускают под под звонкое металлическое щёлканье.
Он поднимает голову. Сделать это оказывается непривычно и странно легко - будто кто-то сдёрнул с головы все заботы и мысли, отчётливо тянущие вниз, в землю, в могилу и забвение.
Куда ему и место. Куда всем место, кто знает и молчит, подозревает и не проверяет, подпускает ближе - и не видит. Так Хирако считал.
Он разогнулся и потянулся с хрустом, зажмурился, мотнув головой - будто проверяя ощущения. Чуть кривоватый, большой тонкогубый рот тронула горьковатая и болезненная - но улыбка.
- Давайте подравняем. - предлагает Киске откуда-то сверху.
Хирако поднимает взгляд.
У Урахары в руках был сноп желтой соломы. Да, именно её - Хирако не желал думать, что то, что было вот только что им, Хирако Шинджи, может вот так... у Урахары в руках был сноп голубых, разлетающихся искр - и он как никогда похож был сейчас на дурацкого волшебника из дебильной детской сказки, которой родители по вечерам дурят головы послушным и доверчивым деткам.
Одна из уже почти погасших искр на мгновение коснулось щеки Шинджи - это место горело, как прощальный засос.
От Сейретея и от капитанства, от сущности шинигами и долбаного Соуске.
Хирако криво ухмыльнулся и кивнул, вставая.

"Ха, - сказала Хиори, - у меня маска всё-таки круче"
Она была единственным человеком, которому могло прийти в голову думать о крутости маски.
"У меня маски нет вообще" - между делом заметила Йоруичи.
Урахара молчал и обмахивался веером, с застывшим любопытством высматривая что-то в окне. очень важное, несомненно.
"За это надо выпить" - ехидно и мрачно вставил Кенсей.
"Сопьётесь" - Лиза скривила губы.
"Чему быть, тому не миновать" - Роуз развёл руками.
Третий вечер обещал быть чуть веселее предыдущих.

Как они оказались на улице и куда шли - Хирако решительно не помнил, и помнить, как ни странно, не желал. В доме Урахары, который был очень тёплым и явно более твёрдо стоящим на ногах, всегда было холодно, все три долбаных дня. И спина, кстати, мёрзла тоже - не хватало тяжести, не хватало чего привычно-вечно мешающего - и опять, и снова воспоминаний не было.
Урахара был прочным поддерживающим столпом, вокруг которого мироздание покачивалось и вертелось, как ему вздумается. А куда этот столп направляется - так это исключительно его, столпа было дело, и Шинджи оно ни коим боком не касалось. Его касалась рука, твёрдо удерживающая на ногах, и голос. Киске уныло и непривычно тихо бормотал себе под нос, очевидно изливая ему душу, а Хирако ржал и плакал, делая удивительные открытия, нес какую-то пьяную чушь и точно знал, что завтра сдохнет от отвращения к себе.
Если вспомнит, конечно же.
Апофеоз позора.

А потом они целовались, как подростки, в какой-то грязной подворотне - почти до потери пульса впечатлив некую безымянную старушку.
У Урахары были влажные, тёплые губы и колючая щетина, У Хирако - дрожащие, костлявые ледяные пальцы, которыми он вцепился Киске в плечи до синяков. Он даже в пьяном виде ухитрялся выделывать языком потрясающие непристойности, шепча между поцелуями что-то неверное и горькое - Шинджи искренне радовался, что не вспомнит этого завтра.
Завтра они заявятся под утро, проспятся и повеселятся, вспомнив чем, чёрт возьми, занимались. Как раньше.
- Завтра, - шепнул Хирако заплетающимся языком, - будет лучше.
Урахара кивнул.

@темы: Урахара, фанфикшн

---

New Year: Grantz-Drabbleton

[Abi Hime]

---

[Murury]

Чёрт, что я курил?! "Патетически возвела руки к небу"

Название: Достоинство
Автор: Murury
Фандом: Блич
Пейринг: Кьёка Суйгетсу/мозг Айзена
Жанр: стёб, укур
Рейтинг: G
Саммари: Айзена что-то беспокоит. Всё больше и больше.
Предупреждения: плоский аффтарский йумор, издевательства над Айзеном. Разговаривающая мебель. И ООС, да, куда мы без него?)


Смутное беспокойство пришло ещё тогда, вечером. По крайней мере, часы и выработанное парой сотен лет ощущение времени утверждали, что это именно вечер.
Началось всё с беспокоящего, непривычного ощущения гробовой тишины, встретившей его в зале для собраний. Нет, ясное дело, что когда являлся Айзен, Эспада замолкала всегда - но в этой тишине отчётливо слышалось монотонное Улькиоррино "слушаю", Залево "любопытно, любопытно...", и ещё - "чтоб вы все сдохли" Ноиторы.
На этот раз тишина и правда была тишиной. Потрясённой. Потом его внимательно - все! - очень внимательно выслушали. Чуть ли не в рот заглядывали. Ну, или чуть выше...
Что-то было вопиюще не так.
Но Айзен сохранял достоинство - и так ничего и не спросил.
А потом начался кошмар.

- ...выкини их! Выикинь в окно свои косы, о, темнокудрый прелестник! - надрывались под окном.
Айзен медленно и степенно(сонно, вообще-то) поднялся с постели, спокойно завязал халат и вспомнил, что от его окон до земли расстояние как раз в полтора меносовых роста.
Под окном продолжали орать. Соуске судорожно вспоминал, какие такие "прелестники" водятся в Лас Ночас.
"Старк" облегчённо ухватился он за мысль. Ну конечно.
Но где-то на периферии странное чувство неправильности происходящего оставалось.
Но было всё же любопытно, кто это вот так запросто осмелился орать под окнами Первого Эспады. О подчинённых ведь лучше знать как можно больше, так?
Но когда, подбадриваемый криками из-под стены, Айзен всё же взялся за штору, он вдруг вспомнил, что покои Старка на другом конце Лас Ночас. Штора отъехала в сторону, окно распахнулось.
Внизу, переминаясь с ноги на ногу, стоял голый Менос.
Айзен моргнул.
Менос подмигнул маской и широко улыбнулся.
"Ну что, доигрался? Ещё только голые Меносы тебе не мерещились" - ехидно заметили позади. Айзен обернулся, и Хогиоку тоже подмигнуло с постамента. Совсем как Менос.
- Прелестник? - вопросили под окном уже не так уверенно.
Айзен выглянул в окно, и, сохраняя достоинство, произнёс:
- Вы ошиблись. У меня нет кос.
И захлопнул окно, уже не обращая внимания на мерзкое и двусмысленное хихиканье полупрозрачного хрустального шарика.

- А кто Вам рога нарастил? - без обиняков поинтересовался Гин. - Ещё вчера хотел спросить, - он на мгновение приоткрыл глаза, потом улыбнулся ещё ядовитее - перед Эспадой было... неудобно.
"Не мне неудобно" - говорила его улыбка.
"Пошли его к чёрту" - авторитетно посоветовал Голос.
- Какие рога? - спросил Айзен, незаметно оглядываясь.
В окошке ему помахал голый Менос. Он радостно улыбался и как-то тянул трубочкой ротовое отверстие на маске. Нос его немного шевелился.
У Айзена тоже. Шевелились. Волосы на затылке. И вообще на голове что-то шевелилось.
- Ого, - произнёс Гин, почему-то глядя не на Меноса, а на голову Айзена, - Ещё и с ко... - он наткнулся на очень уж внимательный взгляд Айзена и широко улыбнулся. - Знаете, мне пора. А Вы бы уж последили за своей... - он сделал неопределённый жест рукой и исчез из поля зрения.
Нащупав на голове развесистые оленьи рога и обдирая с них чёртовы звякающие серебряные колокольчики, Айзен всё ещё сохранял достоинство.

"Это всё чёртов рыжий, он тебе изменяет, я знаю" - доверительно и сочувственно заявило Хогиоку, когда он вошёл к себе в покои.
Менос печально закивал из окна, ухитрившись выразить в этом жесте одновременно грусть, нежность и надежду.
"Ты меня слушаешь?!" - Хогиоку подпрыгнуло от возмущения.
"До чего ты докатился..." - сокрушённо заметил Голос.
- Косы... - с придыханием согласился Менос.
Айзен раздражённо захлопнул окно, случайно содрав штору рогами. Колокольчики печально звякнули, а Хогиоку покачало головой(просто покачалось):
"Ты так себя в могилу сведёшь..."
"Да-да, - согласилась кровать, погрозив ему ножкой - сведёт, уж я-то зна-аю..." - она пошло и недвусмысленно поскрипела.
Айзен с отвращением подумал, что даже кровать у него совершенно безнравственная и испорченная особа. Потом удивился про себя, почему настолько спокойно воспринимает разговаривающую мебель - у него даже почти мелькнула мысль...
Менос особенно печально и несчастно вздохнул, а Айзен категорично заявил:
- Я натурал.
"Да?" - хором удивились Хогиоку и кровать.
"Дуры, - снисходительно фыркнул Голос, - а вы что думали?"
Не теряя достоинства, Айзен улёгся спать на полу.
Хогиоку было ба... женского пола.
Жизнь была полна разочарований.

Попытки спилить, поджечь, растворить и морально уничтожить чёртовы рога успехом не увенчались. Сославшись на... на что-то там, вообщем, сославшись, Айзен заперся в покоях.
Это было невыносимо. Наиболее невыносима была, конечно, кровать - в проход не пролезала и упиралась ножками, а в окне был голый и мечтательный Менос в венке из ромашек.
Он читал стихи.
Собственного сочинения.
Айзен слушал и чувствовал, как медленно подходит к точке кипения. Они говорили и говорили, по очереди и вместе, хором и соло. Они пели(Хогиоку) и читали матерные частушки(кровать), люстра подключалась, томно и медленно покачиваясь в такт - спасения не было и на ней. Голос сокрушался и пытался читать нотации.
Айзен смотрел и чувствовал, что сходит с ума.
"Ме-едленно..." - томно проворковала кровать.
Сохранять достоинство, сказал себе Айзен.
А потом ещё раз, чтобы уже наверняка.

А ещё через некоторое время терпение у Айзена кончилось.
Кровать, Хогиоку, люстра и голова Меноса, просунутая в окно, стояли подтянувшись и в ряд. Люстра, правда, валялась - но у неё было боевое ранение, ей можно.
Айзен, чуть встрёпанный и в помявшемся халате, но преисполненный достоинства, вышагивал вдоль импровизированного строя.
Это была одна из лучших его речей. Пламенная, яркая, чуть возмущённая и воодушевлённая, внушительная, сильная и ещё чёрт знает какая... но наверное, всё таки не стоило заканчивать её словами:
- Поняли ли вы меня, глупые ба... женщины?!
Хогиоку и кровать переглянулись, люстра угрожающе зазвенела. Юный Менос, который был влюблён и неопытен, покраснел.
Голос в голове откровенно злорадно произнёс:
"Доигра-ался..."
"А что, - задумчиво произнесла кровать, перебирая ножками, - проверим, какой он натурал?"
Айзен пытался сохранить достоинство.
Хотя бы одно из.

Кьёка Суйгетсу причёсывалась, улыбаясь и мурлыкая себе под нос нечто достаточно фривольное.
В отличие от Айзена, она любила филлеры.

@темы: юмор, фанфикшн

---

[lerrein]

[18] Bleach
TOTAL [32]

@темы: аватары

---

[хищный котейка]

Togainu no Chi [19]
Reborn!!! [10]
Bleach [13]
TOTAL {42}
берём, отписываемся пожалуйста))

---

icon's

[зая-изая]

@темы: avatars

---

[Princely Me]

@темы: ссылки

---

аватары

[зая-изая]

@темы: avatars