Он улетел, но обещал вернуться
Название: За 30 секунд до рая.
Автор: Искренне ваш, Прокопян (ака Prokopyan)
Бета: Firizi.
Рейтинг: от R до NC-17.
Тип: slash.
Жанр: action, angst, AU, частичный OOC, альтернативная география, небольшой кроссовер с миром, созданным U.G.L.Y. (Джи – старший сын Абарая Ренджи).
Пейринги: Абарай Ренджи/Куросаки Ичиго, Гриммджоу Джаггерджак/Куросаки Ичиго, Куросаки Ичиго/Исида Урью, Абарай Ренджи/Кучики Бьякуя, Абарай Ренджи/Аша (вселенная U.G.L.Y.), Шиба Кайен/Кучики Рукия, Куросаки Ичиго/Орихиме Иноуэ… в общем, перечислять все слишком долго, чтобы автору хватило на это терпения.
Размер: maxi.
Дисклеймер: все персонажи принадлежат несравненному Кубо Тайту и прекрасной U.G.L.Y. =)
Поезд тронулся. Двери электрички захлопнулись за его спиной. Он успел в последний момент, как всегда – это, кажется, единственное, что не изменилось в нем за последние три года. Провинциальная способность заплутать в метро.
За стеклом замелькали стены метрополитена, сотни огоньков слились в одну бесконечно долгую линию света, бегущую куда-то вперед, к горизонту, который здесь невозможно увидеть. Остановки – одна, другая, третья – станции, названия которых он скоро забудет. Еще один день, и в столице станет на одного жителя меньше.
Чуть не опоздавший на поезд пассажир, он занимает освободившееся место за мгновенье до того, как рядом оказывается худощавая девица, больше похожая на парня – кожа да кости, и ни намека на грудь.
Паспорт в кармане словно прожигает в ткани дыру, давит уголком в бедро, напоминая, что теперь его обладатель свободен. Пришла пора снять кольцо с безымянного пальца - золотой ободок, словно цепью приковывавший его к этому богом забытому городу. Абарай Ренджи больше не женат.
Завтра, утренним рейсом, он прилетит в Каракуру – небольшой городок в штате Канзас, о существовании которого здесь никто не подозревает. Там ему предстоит встретиться со старыми друзьями – можно уже сейчас начинать искать слова оправдания, придумывать, зачем три года назад он уехал в Нью-Йорк. Проще всего сказать: «встретиться с сыном», но это не объяснит того факта, что делает рядом с Абараем трехгодовалый ребенок, как две капли воды похожий на своего отца. И это уже не говоря о том, что Ренджи совершенно не умеет лгать. Особенно – бывшим сослуживцам.
Мужчина усмехается своим мыслям – криво, горько. Перелистывает страницы памяти, вспоминая, как четырнадцать лет назад точно так же уезжал из этого мертвого города, в котором нет ни души – лишь бесчувственные существа, машины, работающие на кофе из «Старбакс».
Тогда он, так же, как и сейчас, оставлял свое прошлое погруженным в самую чащу бетонных джунглей. Тогда его прошлым, так же, как и сейчас, была женщина. С одним лишь отличием: девушку, которая в восемнадцать лет ждала от него ребенка, он действительно любил. Иначе остался бы.
Он помнит тот, последний проведенный в Нью-Йорке, день. Они сидели в Макдональдсе, обедая, когда она сказала ему, что беременна. Он поперхнулся колой, а она молча ждала, когда он прокашляется, и смотрела на него непривычно печальным взглядом отливающих алым глаз.
-Я хочу, чтобы ты уехал, Рен, - произнесла она, и его мир перевернулся.
Он, связанный по рукам и ногам своими чувствами к ней, распятый на своем непонимании и изумлении, висел вверх тормашками, подвешенный под потолком, и наблюдал за тем, как туман его иллюзий медленно рассеивается. Слов не было. Молчание холодными металлическими шариками перекатывалось по языку, заставляя губы неметь получше всякой анестезии. Не в силах пошевельнуться, не моргая, он смотрел на нее, и слова этой девушки, единственной, которую он любил, эхом отдавались в его сознании.
-А как же ребенок? – вопрос, который надо было задать.
Абарай не узнал свой голос – тусклый, хриплый, незнакомый. Словно кто-то чужой, до боли похожий на старого знакомого Кучики Бьякую – такой же холодно-спокойный, равнодушный, - вселился в него, чтобы сказать это.
-Я не собираюсь делать аборт, если ты это имеешь в виду, - отвечала она, делая очередной глоток своего кофе «3 в 1», на две трети состоящего из химикатов.
-А тебе не кажется, что ребенку нужен отец?
Натянутая струна нервов лопнула, фальшивая нота резанула слух – громкая, злая, взбешенная своей фальшивостью, своей ненужностью, - разбилась эхом на десятки подобных ей и исчезла, испарилась в спокойствии музыканта.
-Не кажется.
Вздох. Вместо громкой злости в нем – тихая нежность. Мягкая, словно пуховое одеяло, она обволокла их двоих, заставила Ренджи коснуться пальцами руки той, которую он – неизбежно – покинет.
-Ты уверена?
Кивок. Слишком быстрый, чтобы быть правдой. Слишком быстрый, чтобы в нем усомниться.
Он уехал на следующий день – поездом, чтобы там, под размеренный стук колес, вспомнить их последний разговор и сказать себе, что он все сделал, как надо. А вернувшись в родной городок, окунулся с головой в работу, топя в этой бездонной бочке свою тоску. И свои сомнения, которым вскоре перестало хватать места в его сердце, сжавшемся до размеров грецкого ореха и закованном в такую же – почти нерушимую – скорлупу.
Он не разрушился до сих пор – этот кокон, в котором он спрятался от всех женщин этого мира, включая и ту, что долгих два года звалась его женой. Анна-Лиза была красива, она умела готовить и знала с десяток поз из «Камасутры» - те, что попроще. Она лучше всех прочих подходила на роль жены настоящего американского полицейского, но, увы, не прошла двухгодовалый испытательный срок - чуть меньше того, что был у него, чтобы понять, что настоящим американским полицейским он никогда не был. Ровно столько же, чтобы он захотел стать отцом.
Это забавно – осознавать, что ты и та девушка, с которой вы действительно были идеальной парой, стали со временем родителями-одиночками, пытающимися усмирить буйный нрав рыжеволосых сыновей. Это приятно – понимать, что дети, рожденные от разных женщин, объединяют их: странную парочку, распавшуюся пятнадцать лет назад. Хоть что-то их роднит.
Ренджи ни разу в жизни не видел своего старшего сына, не пытался представить, но сейчас, когда поезд вез его по запутанным путям метро к другому мальчишке, точной копии Абарая в детстве, образ четырнадцатилетнего уже парня явственно стоял перед глазами. Короткая стрижка, взгляд горящий, усмешка, искривившая губы, и бита, как доказательство того факта, что он достойный сын своего отца. Такой же малолетний хулиган, который, вместо того, чтобы встать на путь истинный, умудрился найти законную лазейку для своих разрушительных талантов.
Абарай Ренджи ведь в детстве совсем не мечтал стать полицейским. Скорее уж наоборот – великим мафиози, вторым Аль Капоне, неуловимым преступником, богачом, купившим всех служителей правоохранительных органов, чтобы не путались под ногами. Но так получилось, что встал он на путь диаметрально противоположный.
Он изменил свое мнение относительно преступности в тот день, когда погибли его друзья. Их перестреляли, словно крыс, бегущих с тонущего корабля, одного за другим, всех, кроме самого Ренджи и сумасшедшей девчонки с глазами цвета грозового неба. Они спаслись чудом, спрятавшись в доках, и на могилах своих друзей поклялись сделать с этими тварями то же, что они сделали с этими парнями, покоящимися теперь в земле. Еще один день – ночь – которую Абарай ни за что не забудет, о которой ни за что никому не расскажет, даже под самыми страшными пытками, к которым, конечно, никто не прибегнет для того только, чтобы заставить тридцатидвухлетнего полицейского рассказать о своем детстве, далеком от идеального.
Грязные, уставшие, пропахшие потом и сыростью, они стояли у собственноручно вырытых на окраине города могил - местные мафиози запретили хоронить погибших на кладбище, как полагается – и проклинали тот день, когда ввязались в эту авантюру с угнанными автомобилями. Им стоило сразу догадаться, что легкий заработок не сулит ничего хорошего, но, опьяненные предвкушением наживы, они попросту боялись сомневаться. Этот страх очень многого им стоил.
-Ренджи… - Рукия подала голос первой.
-Да? – откликнулся он, шепотом, словно бы парни не умерли, а просто уснули, и самым главным сейчас было – не разбудить их, вымотанных, раньше срока.
-Давай станем полицейскими.
-Давай.
-У нас будет разрешение на ношение оружия, мы сможем убить их, и нас не посадят за это в тюрьму и… - в ее голосе явственно слышались с трудом сдерживаемые нотки истерики.
Оборвав себя на полуслове, девушка надолго умолкла. Тишина, воцарившаяся с того момента, казалась абсолютной – молодые люди словно не слышали стрекота кузнечиков, шелест листьев, шум проезжающих вдалеке автомобилей. Время остановилось, сердца замерли, дыхание было задержано. Молчание было нерушимым – казалось На самом деле, все было совсем не так.
-Клянешься?
-Что? – забывший почти о недавно начатом разговоре, Абарай удивился поначалу этому слову, произнесенному со страхом и благоговением одновременно.
-Клянешься ли ты, не мне – им, - Рукия неотрывно глядела на деревянные кресты с выцарапанными на них именами, которые они больше никогда не произнесут вслух, - что станешь полицейским?
Невероятно долгие мгновенья молчания, тяжелого, словно небосклон, лежащий на плечах Атланта. И шепот, едва различимый, подобный дуновению ветерка:
-Клянусь.
-Клянусь.
Синхронно, одновременно. В тот момент они были едины, как никогда.
Сейчас же, когда ни не виделись уже около трех лет, не созванивались, не писали письма по электронной или даже простой почте, это единство двоих, родившихся и выживших в трущобах, было благополучно забыто. Они жили разными жизнями, почти не разговаривали, разве что обмолвливались парой словечек, сталкиваясь в коридорах полицейского управления. Былые времена, когда им приходилось не отходить друг от друга ни на шаг, чтобы выжить, прошли. И Ренджи не знал, рад он этому или нет.
-Станция… - помехи искажают название, но вовсе не делают его неузнаваемым.
Пришел черед Абарая вливаться в толпу, стремящуюся выйти из поезда до того, как закроются двери. Относительная тишина мгновенно рушится, стоит дверям закрыться за его спиной. Голоса сливаются в один рокот, неизбежный, как шум моря в грозу. Время словно начинает течь быстрее, толкая Ренджи в спину, заставляя идти с ним в такт: наверх, потом прямо, налево, направо, еще раз направо, и снова – чтобы войти в знакомый подъезд с разрисованными граффити стенами и лестницами без перилл. На четвертом этаже за тяжелой металлической дверью можно с трудом, но все-таки разобрать голоса. Тот, что погромче – детский, мальчишеский, слишком похожий на его собственный, чтобы не узнать.
Джинта выбегает из комнаты, как только слышит голос отца в прихожей. Тот стоит у двери и, натянуто улыбаясь, обменивается с бабушкой Лиз любезностями. Он называет ее длинным именем Элизабет, словно они неродные вовсе. Он явно следит за тем, чтобы не соприкоснуться с женщиной даже рукавом своей не слишком уж чистой рубашки. Джинте кажется, что ему следовало бы ее обнять, раз уж они уезжают. Но вслух он этого не говорит.
Абарай чувствует на себе взгляд сына, но не поворачивает головы. Автоматически отвечая на заданные вопросы, он тщетно пытается придумать, что сказать мальчишке, как объяснить их отъезд. Но все подходящие слова вдруг улетучились куда-то, а, может, их и не было вовсе.
-Джинта, - заговорить все-таки приходится, негромко, растерянно, присев на корточки перед сыном. – Сегодня вечером мы полетим в мой родной город. Без мамы.
-Я знаю, - прерывает парнишка его. – Мне бабушка рассказала.
Детский пальчик указывает на стоящую в стороне, поджавшую губы женщину, никогда не одобрявшую брак своей дочери с «этим полицейским», которого она не называла по имени.
-А она сказала тебе, что уедем мы надолго? – осторожно интересуется Ренджи, с благодарностью посмотрев на свою тещу.
-Она сказала, что навсегда. А еще, что мама к нам будет приезжать всего раз в месяц, и что в другом городе у меня будет много друзей, и что я смогу писать письма друзьям из Нью-Йорка, а ты будешь относить их на почту, а еще…
Нескончаемый, казалось, поток детской речи прерывает голос Элизабет:
-Джинта, не забалтывай отца. Вам уже пора в гостиницу - собирать папины вещи.
Эти слова окончательно убеждают Абарая в том, что мать его жены совсем не против того, что ее внук будет жить в другом городе, далеко-далеко отсюда. Джинта, по ее мнению, был слишком похож на своего отца, чтобы искренне любить его. Впрочем, и сам мальчишка не испытывал к чересчур уж строгой бабушке особой симпатии.
-А мы уже вещи собрали! – в голосе парнишки явственно слышится гордость.
-Какие вы у меня молодцы, - улыбается Ренджи, треплет сынишку по ярко-рыжим, отливающим алым волосам. – И где же твоя сумка?
Когда спустя несколько минут за их спинами закрывается дверь, Элизабет Хант вздыхает с облегчением. Для нее все закончилось. А вот для Абарая Ренджи все только начинается.
Автор: Искренне ваш, Прокопян (ака Prokopyan)
Бета: Firizi.
Рейтинг: от R до NC-17.
Тип: slash.
Жанр: action, angst, AU, частичный OOC, альтернативная география, небольшой кроссовер с миром, созданным U.G.L.Y. (Джи – старший сын Абарая Ренджи).
Пейринги: Абарай Ренджи/Куросаки Ичиго, Гриммджоу Джаггерджак/Куросаки Ичиго, Куросаки Ичиго/Исида Урью, Абарай Ренджи/Кучики Бьякуя, Абарай Ренджи/Аша (вселенная U.G.L.Y.), Шиба Кайен/Кучики Рукия, Куросаки Ичиго/Орихиме Иноуэ… в общем, перечислять все слишком долго, чтобы автору хватило на это терпения.
Размер: maxi.
Дисклеймер: все персонажи принадлежат несравненному Кубо Тайту и прекрасной U.G.L.Y. =)
Написано по заявке Viviena на Блич-фикатон-2010.
Aelen, Firizi, дорогие мои, спасибо, что читали и хвалили этот опус, когда я писала его. Без вас он бы ни за что не был дописан. =)
Отдельная благодарность за моральную поддержу в написании этого очень уж большого фика:
Aelen, Firizi, дорогие мои, спасибо, что читали и хвалили этот опус, когда я писала его. Без вас он бы ни за что не был дописан. =)
* * *
читать дальше
ПРОШЛОЕ.
Семь историй.
День, когда все изменилось.
* * *
Семь историй.
День, когда все изменилось.
* * *
Поезд тронулся. Двери электрички захлопнулись за его спиной. Он успел в последний момент, как всегда – это, кажется, единственное, что не изменилось в нем за последние три года. Провинциальная способность заплутать в метро.
За стеклом замелькали стены метрополитена, сотни огоньков слились в одну бесконечно долгую линию света, бегущую куда-то вперед, к горизонту, который здесь невозможно увидеть. Остановки – одна, другая, третья – станции, названия которых он скоро забудет. Еще один день, и в столице станет на одного жителя меньше.
Чуть не опоздавший на поезд пассажир, он занимает освободившееся место за мгновенье до того, как рядом оказывается худощавая девица, больше похожая на парня – кожа да кости, и ни намека на грудь.
Паспорт в кармане словно прожигает в ткани дыру, давит уголком в бедро, напоминая, что теперь его обладатель свободен. Пришла пора снять кольцо с безымянного пальца - золотой ободок, словно цепью приковывавший его к этому богом забытому городу. Абарай Ренджи больше не женат.
Завтра, утренним рейсом, он прилетит в Каракуру – небольшой городок в штате Канзас, о существовании которого здесь никто не подозревает. Там ему предстоит встретиться со старыми друзьями – можно уже сейчас начинать искать слова оправдания, придумывать, зачем три года назад он уехал в Нью-Йорк. Проще всего сказать: «встретиться с сыном», но это не объяснит того факта, что делает рядом с Абараем трехгодовалый ребенок, как две капли воды похожий на своего отца. И это уже не говоря о том, что Ренджи совершенно не умеет лгать. Особенно – бывшим сослуживцам.
Мужчина усмехается своим мыслям – криво, горько. Перелистывает страницы памяти, вспоминая, как четырнадцать лет назад точно так же уезжал из этого мертвого города, в котором нет ни души – лишь бесчувственные существа, машины, работающие на кофе из «Старбакс».
Тогда он, так же, как и сейчас, оставлял свое прошлое погруженным в самую чащу бетонных джунглей. Тогда его прошлым, так же, как и сейчас, была женщина. С одним лишь отличием: девушку, которая в восемнадцать лет ждала от него ребенка, он действительно любил. Иначе остался бы.
Он помнит тот, последний проведенный в Нью-Йорке, день. Они сидели в Макдональдсе, обедая, когда она сказала ему, что беременна. Он поперхнулся колой, а она молча ждала, когда он прокашляется, и смотрела на него непривычно печальным взглядом отливающих алым глаз.
-Я хочу, чтобы ты уехал, Рен, - произнесла она, и его мир перевернулся.
Он, связанный по рукам и ногам своими чувствами к ней, распятый на своем непонимании и изумлении, висел вверх тормашками, подвешенный под потолком, и наблюдал за тем, как туман его иллюзий медленно рассеивается. Слов не было. Молчание холодными металлическими шариками перекатывалось по языку, заставляя губы неметь получше всякой анестезии. Не в силах пошевельнуться, не моргая, он смотрел на нее, и слова этой девушки, единственной, которую он любил, эхом отдавались в его сознании.
-А как же ребенок? – вопрос, который надо было задать.
Абарай не узнал свой голос – тусклый, хриплый, незнакомый. Словно кто-то чужой, до боли похожий на старого знакомого Кучики Бьякую – такой же холодно-спокойный, равнодушный, - вселился в него, чтобы сказать это.
-Я не собираюсь делать аборт, если ты это имеешь в виду, - отвечала она, делая очередной глоток своего кофе «3 в 1», на две трети состоящего из химикатов.
-А тебе не кажется, что ребенку нужен отец?
Натянутая струна нервов лопнула, фальшивая нота резанула слух – громкая, злая, взбешенная своей фальшивостью, своей ненужностью, - разбилась эхом на десятки подобных ей и исчезла, испарилась в спокойствии музыканта.
-Не кажется.
Вздох. Вместо громкой злости в нем – тихая нежность. Мягкая, словно пуховое одеяло, она обволокла их двоих, заставила Ренджи коснуться пальцами руки той, которую он – неизбежно – покинет.
-Ты уверена?
Кивок. Слишком быстрый, чтобы быть правдой. Слишком быстрый, чтобы в нем усомниться.
Он уехал на следующий день – поездом, чтобы там, под размеренный стук колес, вспомнить их последний разговор и сказать себе, что он все сделал, как надо. А вернувшись в родной городок, окунулся с головой в работу, топя в этой бездонной бочке свою тоску. И свои сомнения, которым вскоре перестало хватать места в его сердце, сжавшемся до размеров грецкого ореха и закованном в такую же – почти нерушимую – скорлупу.
Он не разрушился до сих пор – этот кокон, в котором он спрятался от всех женщин этого мира, включая и ту, что долгих два года звалась его женой. Анна-Лиза была красива, она умела готовить и знала с десяток поз из «Камасутры» - те, что попроще. Она лучше всех прочих подходила на роль жены настоящего американского полицейского, но, увы, не прошла двухгодовалый испытательный срок - чуть меньше того, что был у него, чтобы понять, что настоящим американским полицейским он никогда не был. Ровно столько же, чтобы он захотел стать отцом.
Это забавно – осознавать, что ты и та девушка, с которой вы действительно были идеальной парой, стали со временем родителями-одиночками, пытающимися усмирить буйный нрав рыжеволосых сыновей. Это приятно – понимать, что дети, рожденные от разных женщин, объединяют их: странную парочку, распавшуюся пятнадцать лет назад. Хоть что-то их роднит.
Ренджи ни разу в жизни не видел своего старшего сына, не пытался представить, но сейчас, когда поезд вез его по запутанным путям метро к другому мальчишке, точной копии Абарая в детстве, образ четырнадцатилетнего уже парня явственно стоял перед глазами. Короткая стрижка, взгляд горящий, усмешка, искривившая губы, и бита, как доказательство того факта, что он достойный сын своего отца. Такой же малолетний хулиган, который, вместо того, чтобы встать на путь истинный, умудрился найти законную лазейку для своих разрушительных талантов.
Абарай Ренджи ведь в детстве совсем не мечтал стать полицейским. Скорее уж наоборот – великим мафиози, вторым Аль Капоне, неуловимым преступником, богачом, купившим всех служителей правоохранительных органов, чтобы не путались под ногами. Но так получилось, что встал он на путь диаметрально противоположный.
Он изменил свое мнение относительно преступности в тот день, когда погибли его друзья. Их перестреляли, словно крыс, бегущих с тонущего корабля, одного за другим, всех, кроме самого Ренджи и сумасшедшей девчонки с глазами цвета грозового неба. Они спаслись чудом, спрятавшись в доках, и на могилах своих друзей поклялись сделать с этими тварями то же, что они сделали с этими парнями, покоящимися теперь в земле. Еще один день – ночь – которую Абарай ни за что не забудет, о которой ни за что никому не расскажет, даже под самыми страшными пытками, к которым, конечно, никто не прибегнет для того только, чтобы заставить тридцатидвухлетнего полицейского рассказать о своем детстве, далеком от идеального.
Грязные, уставшие, пропахшие потом и сыростью, они стояли у собственноручно вырытых на окраине города могил - местные мафиози запретили хоронить погибших на кладбище, как полагается – и проклинали тот день, когда ввязались в эту авантюру с угнанными автомобилями. Им стоило сразу догадаться, что легкий заработок не сулит ничего хорошего, но, опьяненные предвкушением наживы, они попросту боялись сомневаться. Этот страх очень многого им стоил.
-Ренджи… - Рукия подала голос первой.
-Да? – откликнулся он, шепотом, словно бы парни не умерли, а просто уснули, и самым главным сейчас было – не разбудить их, вымотанных, раньше срока.
-Давай станем полицейскими.
-Давай.
-У нас будет разрешение на ношение оружия, мы сможем убить их, и нас не посадят за это в тюрьму и… - в ее голосе явственно слышались с трудом сдерживаемые нотки истерики.
Оборвав себя на полуслове, девушка надолго умолкла. Тишина, воцарившаяся с того момента, казалась абсолютной – молодые люди словно не слышали стрекота кузнечиков, шелест листьев, шум проезжающих вдалеке автомобилей. Время остановилось, сердца замерли, дыхание было задержано. Молчание было нерушимым – казалось На самом деле, все было совсем не так.
-Клянешься?
-Что? – забывший почти о недавно начатом разговоре, Абарай удивился поначалу этому слову, произнесенному со страхом и благоговением одновременно.
-Клянешься ли ты, не мне – им, - Рукия неотрывно глядела на деревянные кресты с выцарапанными на них именами, которые они больше никогда не произнесут вслух, - что станешь полицейским?
Невероятно долгие мгновенья молчания, тяжелого, словно небосклон, лежащий на плечах Атланта. И шепот, едва различимый, подобный дуновению ветерка:
-Клянусь.
-Клянусь.
Синхронно, одновременно. В тот момент они были едины, как никогда.
Сейчас же, когда ни не виделись уже около трех лет, не созванивались, не писали письма по электронной или даже простой почте, это единство двоих, родившихся и выживших в трущобах, было благополучно забыто. Они жили разными жизнями, почти не разговаривали, разве что обмолвливались парой словечек, сталкиваясь в коридорах полицейского управления. Былые времена, когда им приходилось не отходить друг от друга ни на шаг, чтобы выжить, прошли. И Ренджи не знал, рад он этому или нет.
-Станция… - помехи искажают название, но вовсе не делают его неузнаваемым.
Пришел черед Абарая вливаться в толпу, стремящуюся выйти из поезда до того, как закроются двери. Относительная тишина мгновенно рушится, стоит дверям закрыться за его спиной. Голоса сливаются в один рокот, неизбежный, как шум моря в грозу. Время словно начинает течь быстрее, толкая Ренджи в спину, заставляя идти с ним в такт: наверх, потом прямо, налево, направо, еще раз направо, и снова – чтобы войти в знакомый подъезд с разрисованными граффити стенами и лестницами без перилл. На четвертом этаже за тяжелой металлической дверью можно с трудом, но все-таки разобрать голоса. Тот, что погромче – детский, мальчишеский, слишком похожий на его собственный, чтобы не узнать.
Джинта выбегает из комнаты, как только слышит голос отца в прихожей. Тот стоит у двери и, натянуто улыбаясь, обменивается с бабушкой Лиз любезностями. Он называет ее длинным именем Элизабет, словно они неродные вовсе. Он явно следит за тем, чтобы не соприкоснуться с женщиной даже рукавом своей не слишком уж чистой рубашки. Джинте кажется, что ему следовало бы ее обнять, раз уж они уезжают. Но вслух он этого не говорит.
Абарай чувствует на себе взгляд сына, но не поворачивает головы. Автоматически отвечая на заданные вопросы, он тщетно пытается придумать, что сказать мальчишке, как объяснить их отъезд. Но все подходящие слова вдруг улетучились куда-то, а, может, их и не было вовсе.
-Джинта, - заговорить все-таки приходится, негромко, растерянно, присев на корточки перед сыном. – Сегодня вечером мы полетим в мой родной город. Без мамы.
-Я знаю, - прерывает парнишка его. – Мне бабушка рассказала.
Детский пальчик указывает на стоящую в стороне, поджавшую губы женщину, никогда не одобрявшую брак своей дочери с «этим полицейским», которого она не называла по имени.
-А она сказала тебе, что уедем мы надолго? – осторожно интересуется Ренджи, с благодарностью посмотрев на свою тещу.
-Она сказала, что навсегда. А еще, что мама к нам будет приезжать всего раз в месяц, и что в другом городе у меня будет много друзей, и что я смогу писать письма друзьям из Нью-Йорка, а ты будешь относить их на почту, а еще…
Нескончаемый, казалось, поток детской речи прерывает голос Элизабет:
-Джинта, не забалтывай отца. Вам уже пора в гостиницу - собирать папины вещи.
Эти слова окончательно убеждают Абарая в том, что мать его жены совсем не против того, что ее внук будет жить в другом городе, далеко-далеко отсюда. Джинта, по ее мнению, был слишком похож на своего отца, чтобы искренне любить его. Впрочем, и сам мальчишка не испытывал к чересчур уж строгой бабушке особой симпатии.
-А мы уже вещи собрали! – в голосе парнишки явственно слышится гордость.
-Какие вы у меня молодцы, - улыбается Ренджи, треплет сынишку по ярко-рыжим, отливающим алым волосам. – И где же твоя сумка?
Когда спустя несколько минут за их спинами закрывается дверь, Элизабет Хант вздыхает с облегчением. Для нее все закончилось. А вот для Абарая Ренджи все только начинается.
* * *
Продолжение - в комментариях.
